Кто такие фермы в клише. Исповедь майнера: интервью с владельцем фермы криптовалют. Деньги из ниоткуда

«Застой» (1964-1985)

В 1964 году Хрущёв был отстранён от власти. Новым первым секретарём ЦК КПСС, фактически главой государства, стал Леонид Ильич Брежнев. Период 1970-х-1980-х годов в источниках того времени именовался эпохой развитого социализма.

Во время правления Брежнева в стране строились новые города и поселки, заводы и фабрики, дворцы культуры и стадионы; создавались вузы, открывались новые школы и больницы. СССР вышел на передовые позиции в освоении космоса, развитии авиации, атомной энергетики, фундаментальных и прикладных наук. Определённые достижения наблюдались в образовании, медицине, системе социального обеспечения. Всемирную известность и признание получило творчество известных деятелей культуры. Высоких результатов на международной арене достигали советские спортсмены. В 1980 г. в Москве прошла XXII летняя Олимпиада.

Вместе с этим произошёл и решительный поворот в сторону свёртывания остатков оттепели. С приходом Брежнева к власти органы госбезопасности усилили борьбу с инакомыслием - первым знаком этого был процесс Синявского - Даниэля. В 1968 году армия СССР вошла в Чехословакию с целью подавления тенденции политических реформ. Как знак окончательной ликвидации «оттепели» была воспринята отставка А. Т. Твардовского с поста редактора журнала «Новый мир» в начале 1970 г.

В 1975 году происходит восстание на «Сторожевом» - вооружённое проявление неподчинения со стороны группы советских военных моряков на большом противолодочном корабле (БПК) ВМФ СССР «Сторожевой». Предводителем восстания стал замполит корабля, капитан 3-го ранга Валерий Саблин.

С начала 1970-х годов из СССР идёт еврейская эмиграция. Эмигрировали многие известные писатели, актёры, музыканты, спортсмены, учёные.

В области внешней политики Брежнев немало сделал для достижения политической разрядки в 1970-х годах. Были заключены американо-советские договоры об ограничении стратегических наступательных вооружений (правда, с 1967 года начинается ускоренная установка межконтинентальных ракет в подземные шахты), которые, однако, не подкреплялись адекватными мерами доверия и контроля.

Благодаря некоторой либерализации появилось диссидентское движение, стали известными такие имена, как Андрей Сахаров и Александр Солженицын. C 1965 года СССР оказывал военную помощь Северному Вьетнаму в борьбе с США и Южным Вьетнамом, которая продолжалась до 1973 года и закончилась выводом американских войск и объединением Вьетнама (см. Война во Вьетнаме). В 1968 году армия СССР вошла в Чехословакию с целью подавления тенденции политических реформ (см. Пражская весна). В 1979 году СССР ввёл ограниченный воинский контингент в ДРА по просьбе афганского правительства, что привело к окончанию разрядки и возобновлению холодной войны. С 1989 года по 1994 год советские войска были выведены со всех контролируемых территорий.

Период застоя (эпоха застоя) – период в развитии Советского Союза, который характеризуется относительной стабильностью всех сфер жизни, отсутствием серьезных политических и экономических потрясений и ростом благосостояния граждан.

Под эпохой застоя обычно понимают период между приходом к власти Л.И. Брежнева в середине 1960-х годов и началом перестройки в начале 1980-х. В среднем, условно можно обозначить годы периода застоя с 1964 по 1986.

Понятие периода застоя

Термин «застой» впервые был введен в оборот в политическом докладе М.С. Горбачев на 27 Съезде ЦК КПСС, когда он в своей речи отметил, что в развитии Советского Союза и жизни граждан начали проступать некие застойные явления. С тех пор этот термин стал широко использоваться политиками, экономистами и историками.

Следует отметить, что однозначной трактовки термин не имеет, так как под застоем понимают, как положительные, так и негативные явления. С одной стороны, именно в эти двадцать лет, по мнению историков, СССР достиг своего наивысшего развития – строилось огромное количество больших и мелких городов, активно развивалась военная промышленность, Советский Союз начал осваивать космос и выбился в лидеры в этой сфере; также страна достигла значительных успехов в спорте, культурной сфере и самых разных отраслях, включая социальную сферу – уровень благосостояния граждан существенно возрос, появилась уверенность в завтрашнем дне. Стабильность – вот главный термин, который описывает тот период.

Однако у понятия «застой» есть и другое значение. Экономика страны в этот период фактически прекратила свое развитие. По удачному стечению обстоятельств произошел так называемый «нефтяной бум» и цены на черное золото выросли, что позволило руководству страны получать прибыль просто от продажи нефти. В то же время экономика сама по себе не развивалась и требовала реформ, однако из-за общего благосостояния на это обращали меньше внимания, чем требовало. Из-за этого многие называют период застоя – «затишьем перед бурей».

Таким образом, с одной стороны, в это время СССР достигло свое наивысшего рассвета, обеспечил гражданам стабильность и вышел в число мировых держав, а с другой стороны заложил не самый хороший фундамент для экономического развития страны в будущем – в период перестройки.

Характеристика периода застоя

Консервация политического режима. За практически двадцать лет периода застоя изменений в административно-управленческом аппарате практически не произошло. Это было следствием того, что во времена Хрущева реформы и перестановки в партии происходили слишком часто, поэтому обозначенный Брежневым курс на стабильность был воспринят буквально и с радостью. В результате не только не произошла реорганизация политической структуры страны, все должности в партии стали почти пожизненными. Это привело к тому, что средний возраст руководителей страны был 60-70 лет, за что СССР называли страной с самыми старыми руководителями. Подобная ситуация привела еще и к тому, что значительно усилился контроль партии над всеми сферами жизни, многие государственные предприятия, даже самые мелкие, полностью подчинялись решению партии. В этот же период возросла внешнеполитическая и внутриполитическая роль КГБ.

Рост важности военной промышленности. В эпоху застоя СССР находился в состоянии холодной войны с США, поэтому было крайне важно наращивать свою военную мощь. Резко возросло число военных предприятий, стало в огромных количествах производиться оружие, в том числе ядерное и ракетное. Велись разработки новейших боевых систем и промышленность снова, как в годы войны, была направлена на военную сферу.

Прекращение развития экономики и упадок аграрной сферы. Экономика остановилась в своем развитии практически полностью и требовала срочных реформ, однако попытки провести их не увенчались успехом. Не в самом лучшем состоянии находилось народное хозяйство – это было связано с аграрной реформой, которая вводила известные всем «поездки на картошку», когда студентов отправляли на сбор урожая. Это практически лишило работы крестьян, кроме того, процент испорченного урожая при сборе стал неуклонно расти. Многие колхозы и совхозы приносили лишь убытки, народ стал постепенно переезжать в крупные города, а в стране нарастал дефицит продовольствия, что очень сильно стало заметно уже после ухода Брежнева. Особенно сильно такая ситуация в экономике затронула регионы СССР, такие как Украина, Казахстан и другие, которые жили сельским хозяйством и добывающей промышленностью.

Социальная жизнь. Несмотря на все негативные явления, рост благосостояния граждан продолжался. Очень многие жители городов имели возможность улучшить свои жилищные условия, многие теперь могли купить хороший автомобиль и другие качественные и дорогие вещи. Вместе с этим росло и число бедных, однако это было не так заметно благодаря низким ценам на продовольственные продукты. В целом, жизнь обычного гражданина была хорошей, обеспеченной и стабильной, что было важнее всего. Жители СССР верили в светлое будущее и были полностью уверены в завтрашнем дне, так как все двадцать лет экономика, обеспеченная нефтью, поддерживала хороший уровень жизни по сравнению с послевоенным периодом.

Значение и итоги периода застоя

К сожалению, несмотря на то, что в эти годы страна жила очень размеренно и стабильно, в экономике происходили процессы, которые не могли не ударить по жизни СССР в дальнейшем. С падением цены на нефть обнажились все застойные явления и стало ясно, что за период стабильности экономика превратилась в отстающую и уже не могла поддерживать государство только своими силами. Началась тяжелая эпоха перестройки.

1959 - 1965

Осуществляется семилетний план развития народного хозяйства СССР

Январь-февраль - Внеочередной XXI съезд КПСС делает вывод о "пол­ной и окончательной победе социализма" и принимает семилетний план

Сентябрь - Визит Н.С.Хрущева в США: первая за всю историю СССР

поездка советского лидера в эту страну

Январь - Решение о сокращении численности Советской Армии на 1,2 млн. человек

Апрель - Открыта первая сибирская нефть в Тюменской области

1 мая - В районе Свердловска сбит ракетой американский само­лет-разведчик У-2 с летчиком Пауэрсом

Постановление СМ РСФСР об упразднении промысловой кооперации

Январь - Новый Уголовный кодекс РСФСР

Январь - Денежная реформа

Ю.А.Гагарина

Май - Указ Президиума ВС СССР об усилении борьбы с "тунеядца­ми"

Октябрь - XXII съезд КПСС

Июнь - Расстрел рабочей демонстрации в г. Новочеркасске

Октябрь - Карибский кризис

Ноябрь - Выход в "Новом мире" повести А.И.Солженицына "Один день Ивана Денисовича"

Ноябрь - Реформа партийного руководства: разделение обкомов на

промышленные и сельскохозяйственные

Февраль - Пленум ЦК КПСС принимает программу ускорения развития химии, "химизации" сельского хозяйства

5 августа - Договор между СССР, США и Великобританией о запреще­нии испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространс­тве и под водой

В Уголовный кодекс РСФСР вводится ст. 70 об "антисоветской пропа­ганде"

Февраль, март - Судебные процессы над И.Бродским

Октябрь- Пленум ЦК КПСС, снятие Хрущев

Октябрь - Ввод в строй крупнейшего в мире нефтепровода "Дружба"

16 ноября - Постановление Пленума ЦК КПСС "Об объединении промыш­ленных и сельских областных, краевых партийных организаций"

Списание с колхозов задолженности за приобретение техники у МТС

Перевод в порядке эксперимента предприятий ряда совнархозов на плановый показатель реализованной продукции вместо валовой

Раздел 4

Период, охватывающий годы от отстранения Хрущева до начала горбачевской «перестройки», вошедшая в массовую память под образным названием «застой», в настоящее время изучен историками в сравнении с предшествующим этапом значительно слабее. Наиболее значимые суждения о нем сформулированы в большей мере не столько в исторических исследованиях, сколько – в речах и мемуарах политических деятелей, публицистических текстах, в работах экономистов, философов, социологов, юристов и т. п.

Интересно, что наиболее обобщающие исторические исследования на эту тему появились достаточно давно, – в период «перестройки», в последующие же два десятилетия кардинальных сдвигов в историографии вопроса не прослеживается. Возможно, это объясняется тем, что эпоха «застоя» была «заслонена» более актуальными современными событиями.

Из числа исторических исследований, появившихся «по горячим следам событий» выделяются два труда. Первой и, в сущности, единственной вплоть до сегодняшнего дня обобщающей работой явилась коллективная монография «На пороге кризиса» (1990) [На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и общества. М., 1990] Комплексность полхода, рассмотрение всех аспектов происходивших процессов, составляют основное достоинство данного труда. Вместе с тем вполне очевидно, что названный труд в полной мере несет печать своего времени. Концептуальная система рассматриваемой работы не выходят за рамки «либерально-коммунистической» парадигмы, исходившей из представления о «совершенствования» существовавшего общественного строя, его «очищения» от «пережитков сталинизма».

Данные концептуальные ориентиры в полной мере присущи и для другому обобщающему труду на эту тему – книге Роя Александровича Медведева о Л. И. Брежневе (1991). Раскрывая тенденции эпохи через биографию «выдающегося марксиста-ленинца» автор, стремится к широте исторического анализа, характеризует культурную жизнь брежневского периода, диссидентское движение и т. д. (Личность и эпоха: Политический портрет Л. И. Брежнева. М., 1991).

Названные две работы в какой-то мере сохраняют свою ценность и в настоящее время, во всяком случае многие их положения воспроизводятся в последующих работах.

В последующие годы не появилось ни одной обобщающей работы об эпохе «застоя», хотя вышел ряд изданий об ее основном «герое» – Л. И. Брежневе. Особую ценность представляет документальное издание под грифом «Вестника Архива Президента» (Вестник архива Президента. Специальное издание: Генеральный секретарь Л. И. Брежнев. 1964–1982. М., 2006. 240 с. Рецензию на книгу см. : Неприкосновенный запас. 2007. № 5. С. 280–285). Отметим также историко-биографических работ, из которых особенно обстоятельной является книга Леонида Михайловича Млечина (См. напр.: Волкогонов Д. А. Семь вождей: Галерея лидеров СССР. М., 1997. Кн. 2: Л. Брежнев, Ю. Андропов, К. Черненко, М. Горбачев; Майсурян А. Другой Брежнев. М., 2004; Млечин Л. Брежнев. М., 2008).

Кроме исторических исследований необходимо отметить также работы представителей других гуманитарных дисциплин, из которых особую ценность имеет фундаментальный труд классика отечественной социологии Бориса Александровича Грушина (Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения: Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина: в 4-х кн. М., 2001. Кн. 2: Жизнь вторая: Эпоха Брежнева. Ч. 1; М., 2006. Ч. 2).

СУЩНОСТЬ ПЕРИОДА И ЕГО ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ

Распространенное выражение «эпоха застоя», разумеется носит образный и слишком обобщенный характер, поскольку в рамках рассматриваемого десятилетия прослеживаются различные этапы, заметно отличающиеся по динамике развития.

Первая попытка обобщающей исторической характеристики брежневского периода в контексте всей постсталинской эпохи была предпринята в упоминавшейся работе «На пороге кризиса». Согласно ее версии, развитие нашего общества со времени смерти Сталина и до «перестройки» определялось «главным образом, взаимодействием и противоборством двух тенденций: с одной стороны, к обновлению социализма, а с другой стороны – к консервации той модели социалистических преобразований, которая была реализована в нашей стране "под водительством Сталина"». При этом «равнодействующая общественного развития в период с середины 50-х до середины 80-х годов приближалась то к одному из влиявших на нее векторов, то к другому. <....> Более сильное влияние на развитие советского общества первоначально оказывала тенденция к обновлению общественных структур, а затем (особенно отчетливо с конца 60-х годов) тенденция к консервации» (На пороге кризиса... С. 14 ).

Вряд ли можно согласиться с такого рода «либерально-коммунистической» трактовкой ключевых общественных тенденций рассматриваемого периода. Видимо, основным вектором постсталинской эпохи являлась неуклонная деградация существовавшей общественной системы. Сталинская репрессивная машина давала возможность подавлять «некоммунистические» элементы, то и дело прорывавшиеся сквозь коммунистическую скорлупу (например, различные формы альтернативной экономики) и при этом обеспечивала относительный экономический динамизм системы.

Отказ от массового насилия и террора лишил систему динамизма, обрек на застой, и в то же время позволил возродиться различным альтернативным социальным явлениям, в предшествующий период по­давлявшимся тоталитарным прессом (теневая экономика, националь­ное самосознание и др.). Естественно, что в рамках существующей системы это возрождение принимало извращенный, деформированный характер (криминализованный характер частнохозяйственной актив­ности, рост национального сепаратизма и экстремизма и т. п.).

Таким образом, вся постсталинская эпоха, и в особенности рассматриваемый период, по нашему мнению, определялась двумя основными тенденциями: 1) ведущая тенденция – деградация существовавшей системы; 2) подчиненная – формирование элементов нового, альтернативных социальных явлений.

Весьма сложным является вопрос о динамике этих процессов, их периодизации. Так, распространено мнение о решающей роли в консервативном повороте такого рубежа, как середина 1960-х годов. В такой интерпретации отстранение Хрущева, однозначно трактуемое как реакционный переворот, и означает начало «застойного» периода.

Нет сомнения, что консервативные, «реставраторские» устремления нового партийно-государственного руководства проявились уже вскоре после октября 1964 г. Характерным симптомом этого стала первая «тронная речь» Л. И. Брежнева, – его доклад на торжественном заседании в Кремле в честь 30-летия Великой Победы. В нем впервые за долгие годы имя Сталина было упомянуто в положительном контексте, что вызвало бурю аплодисментов сидевшей в зале номенклатурной элиты. Вскоре активизировалось давление на либеральную интеллигенцию, что особенно ярко проявилось в аресте в сентябре 1965 г. писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского за публикацию их произведений за границей (суд над ними состоялся в феврале 1966 г.).

Вместе с тем первые послехрущевские годы с этими консервативными поползновениями причудливым образом соседствовали некоторые либеральные тенденции: в какой-то мере не только сохранялся определенный «оттепельный» импульс, но по некоторым направлениям реформистский вектор даже усилился. Напомним, что в 1965 г. провозглашается новая политика в сельском хозяйстве и «косыгинская реформа» в промышленности. В политической сфере значимой была нормализация отношений с творческой интеллигенцией и с религиозными организациями. На недолгое время получают некоторый простор прогрессивные явления гуманитарной мысли (социология, социальная психология, новые методологические подходы в истории).

Можно сказать, что в течение нескольких лет после отставки Хрущева общественное развитие отличалось сложным переплетением консервативно-реставраторских и либерально-реформистских тенденций . Здесь могли сказаться следующие факторы. Во-первых, хрущевские авантюры, как представлялось тогда, сформировали в нашем обществе «иммунитет» в отношении волюнтаризма, породили надежды на проведение наконец-то взвешенной, научно-обоснованной политики. Во-вторых, сформировался определенный круг либеральной интеллигенции, отвергавшей «ресталинизацию» и в какой-то мере влиявшей в этом направлении на правящие круги. В-третьих, быть может здесь сказалась та расстановка сил в «верхах», о которой будет говориться далее, – доминирование «центристов» в сравнении как с «неосталинистами» и «реформаторами».

Перелом в противостоянии либеральной и консервативной тенденций происходит в конце 1960-х гг. Необратимый характер «консервативный поворот», видимо, приобретает когда после интервенции в Чехословакию (август1968 г.)

С учетом этих реалий вряд ли можно согласиться с периодизацией рассматриваемого процесса в известном обобщающем труде Николя Верта. Напомним. что данный автор – известный французский историк, а его книга – один из самых распространенных на Западе учебников советской истории, – в 1990-е гг. она была весьма популярна и в наших вузах. В данном труде развитие СССР в рассматриваемый период рассматривается в альтернативном контексте как борьбу двух экономических стратегий – Л. И. Брежневым и А. Н. Косыгина. По версии этого автора, «»пропагандировавшиеся Брежневым и Сусловым наиболее консервативные тенденции одержали верх начиная с 1972–1973 гг. и окончательно утвердились во второй половине этого десятилетия, после ХХV съезда КПСС (Верт Н. История советского государства (1917–1991). М.,1992. С. 393, 400).

Не отрицая значения выделенных Н. Вертом рубежей, следует подчеркнуть, что этот автор явно недооценивает значение такого принципиального рубежа, как конец 1960-х годов,

В свою очередь, в известной работе М. Геллера и А. Некрича рубеж 1960/1970-х гг. правильно выделяется в качестве важной вехи, однако вряд ли можно согласиться с их оценкой ситуации в тот момент как «кризиса» (Геллер М., Некрич А. Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 г. до наших дней. Лондон, 1989. С. 702) . Во всяком случае, судя по официальным данным, результаты экономического роста в годы восьмой пятилетки были весьма благоприятными, имевшиеся же политические сложности (нарастание диссидентского движения) вряд ли правомерно преувеличивать и тем более оценивать как политический кризис.

Бесспорно, следующим важнейшим внутренним рубежом «застойного периода» является середина 70-х годов, которая ознаменовалась резким ускорением процесса деградации существующей системы. Внешним выражением этого процесса стало нарастающее падение тем­пов производства, стремительное обострение различных социальных язв (хищений, коррупции и т. д.). Внешне такой резкий перелом в сторону деградации был связан с состоянием высшего руководства партии и государства.

Известно, что в условиях существовавшей сверхцентрализованной системы дееспособность лидеров или лидера имеет существенное, подчас решающее значение. Между тем именно с середины 1970-х годов резко ухудшается физическое и психическое состояние Л. И. Бреж­нева и одновременно беспардонные формы приобретает апология его личности. Это, в свою очередь, служило прикрытием для всевластия и хищничества различных группировок властвующей элиту. Разуме­ется, такое состояние высшего руководства в огромной степени способствовало ускорению и углублению объективных процессов дег­радации системы.

Весьма важным является вопрос об исторических альтернативах рассматри­ваемых процессов, о глубине консервативного поворота и, соот­ветственно, о значительности предшествующих реформаторских тен­денций. В официальных документах и выступлениях периода перест­ройки, в публикациях экономистов, близких к горбачевским ориен­тирам (например, академика Г. Арбатова) не­редко высказывалась мысль о фатальных последствиях отказа на рубеже 1960/70-х гг. от реформаторских попыток. Соот­ветственно, предполагалось, что продолжение реформ позволило бы избежать кризиса системы. Такая позиция является весьма спорной.

Дело в том, что система, оставаясь сама собой, склонна была до­пустить лишь ограниченные преобразования, которые не могли ре­шить назревших проблем. Подлинное углубление реформ означало вы­ход за рамки коммунистической модели – признание частной собс­твенности, многоукладности, рынка, что неминуемо потребовало бы политического плюрализма, устранения монополии КПСС. На это же наша правящая партия в целом, как политическая сила, оказалась неспособной даже при Горбачеве. В предшествующий период об этом, разумеется, и не помышляли.

С этой точки зрения все реформаторские попытки периода «оттепели» и «застоя» были заведомо ограниченными и неглубокими, не затрагивали фундаментальных параметров системы и, соответственно, не могли дать заметного эффекта. В связи с этим можно сослаться на мнение известного экономиста, одного из разработчиков «косыгинской реформы» середины 1960-х годов – Игоря Бирмана (в 1970-х годах эмигрировал в США; в настоящее время – видный экономист-аналитик). По его ретроспективной оценке, неудача реформы была связана не только с противодействием консервативных сил, но в большой степени – с ее заведомой ограниченностью. Пытаясь обеспечить самостоятельность промышленных предприятий, авторы реформы не ставили вопрос о многоукладности и рынке, которые, собственно, только и могут гарантировать эту «самостоятельность» (Собеседник. 1990. № 34 ).

В таком понимании и последующий консервативный поворот не был уж столь радикальным, как это представляется на первый взгляд. Помимо этого можно сослаться и на опыт других социалистических стран. В ряде из них (например в Венгрии при Я. Кадаре) консервативные тенденции не были столь всеобъемлющи, осуществлялись масштабные экономические новации, что, однако, не спасло существовавшую систему от кризиса и краха.

Другое дело, что при более решительных реформаторских попытках степень деградации системы, возможно, не достигла бы такого уровня, как в нашей стране. Позитивный смысл реформаторских начинаний, возможно, состоял не в том, что последние могли бы обновить существовавшую систему, а в том, что ее радикальная трансформация могла бы совершиться в более благоприятных условиях и, соответственно, с меньшими издержками.

В целом во всем периоде с октября 1964 по март 1985 гг. можно наметить следующие четыре этапа:

1) с отставки Хрущева до конца 1960-х гг .: противоборство либеральных и консервативных тенденций;

2) первая половина 1970-х гг. – победа консервативного курса: фактический отказ от экономических реформ, подавление «диссидентского» движения. При этом относительно стабильное состояние экономики, насыщенность потребительского рынка, в том числе – за счет «нефтяных денег»;

3) с середины 1970-х гг. до конца правления Л. И. Брежнева (ноябрь 1982 г .) –«классический застой»: деградация правящих кругов, впервые в истории СССР

резкое падение темпов индустриального роста, нарастание товарного дефицита;

4) период между Брежневым и Горбачевым – борьба за выбор курса: в правление Ю. В. Андропова (ноябрь 1982 – февраль 1984 г.) предпринимаются попытки реформ, при К. У. Черненко, как считается, возрождается политика «застоя».

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ

Данный аспект рассматриваемого периода, как это ни странно, изучен в меньшей мере в сравнении с политической жизнью. Пожалуй, на эту тему нет ни одного обобщающего труда. Одним из немногих конкретных исследований в данном русле является монография Пола Рутланда (США) о роли региональных структур КПСС в управлении экономикой (Rutland P. The Politics of Economic Stagnation in the Soviet Union: The Role of Local Party organs in Economic Management. Cambridge, 1993)

Оценка экономической ситуации к концу «застойного периода»

В период «перестройки» появилась оценка итогов предшествующего экономического развития как «предкризисного состояния». Сейчас точка зрения о «кризисе», «тупике» советской экономике доминирует в либерально-демократической публицистике, является основным аргументом для оправдания «шоковой терапии 1990-х гг. Сторонники такого рода версии в качестве доказательства ссылаются прежде всего на неуклонное снижение в СССР темпов экономического роста. Среднегодовой прирост промышленного производства составил в 1961–1970 гг. 8,7 %, в 1971–1975 – 7,4; в 1976–1980 – 4,4 и в 1981–1985 гг. 3,7 %. Среднегодовые темпы роста национального дохода, составлявшие в 1952–1960 гг. 10,2 % , в 1981–1985 гг. упали до 3,5 %. Если в IX пятилетке промышленное производство увеличился на 43 %, то в десятой на 24, а в одиннадцатой – на 20 %. Начиная с X пятилетки (вторая половина 1970-х гг.) не выполнялись планы развития про­мышленности, которая всегда была приоритетом советской экономики.

Особенно обращается внимание на усиливающееся замедление научно- технического прогресса, которое чаще всего объясняют органической неспособностью командной экономики перейти от экстенсивного к интенсивному типу развития. В связи с этим отмечается, что к началу 1980-х годов лишь 10–15 % промышленных предприятий были автоматизированы или хотя бы комплексно механизированы, в то же время до 40 % рабочих в промышленности, 60 в строительстве, до 75 % в сельском хозяйстве были заняты немеханизированным трудом (См.: Безбородов А. Б. Власть и научно-техническая политика в СССР середины 50-х – середины 70-х гг. М., 1997) . В качестве одного из наиболее ярких проявлений научно-технического отставания приводится медленное вступление нашей страны в «компьютерную эру». Так, если в США к 1985 г. действовало почти 1,5 млн ЭВМ и более 17 млн персональных компьютеров, то в СССР – лишь несколько десятков тысяч (См.: СССР и зарубежные страны в 1987 г. : Стат. сб. М., 1988. С. 110).

Отмечается также безуспешность попыток поднять отстающие отрасли экономики, прежде всего сельское хозяйство. Этого не удалось добиться даже ценой значительного роста капиталовложений в аграрный сектор, возможно, такие финансовые вливаяни не давали эффекта в рамках существовавшей системы. В 1965–1985 гг. в сельское хозяйство была вложена астрономическая по тем временам сумма в 670,4 млрд руб. Между тем, прирост валовой продукции сельского хозяйства составил в VIII пятилетке – 21 %, в IX – 13; в X – 9, в XI – менее 6 % (Народное хозяйство СССР в 1985 г. : Стат. ежегодник. М., 1986. С. 83; Коммунист. 1989. № 4. С. 16).

В связи с этим многие авторы подчеркивают, что до определенного предела некоторый экономический рост, относительная насыщенность потребительского роста сохранялись за счет невосполнимых природных и человеческих ресурсов. Речь идет об экспорте углеводородов, разрушении экологической среды, алкоголизации населения (более 30 % доходной части бюджета),

Наиболее ярким выражением относительного характера этого социального благополучия являлось то, что с 1971 г. средняя продолжительность жизни в стране перестала увеличиваться и в 1985 г. была ниже, чем в 1958 г. К началу 1980-х гг. оказался на 35-м месте в мире по продолжительности жизни, к этому времени почти 50 стран мира имели более низкую детскую смертность (Народное хозяйство СССР за 70 лет // Стат. справочник. М., 1987. С. 408–409; Механизм торможения: Истоки, действие, последствия. М., 1988. С. 83)

Что касается экологической ситуации, то в одной из обобщающих публикаций на эту тему ситуация оценивалась следующим образом: «Список наиболее грязных городов был впервые орубликован в докладе Госкомитета СССР по охране природы "Состояние природной среды в СССР в 1988 г. " Среди них – города с хроническим превышением предельно до­пустимых концентраций (ПДК) самых вредных веществ в пятьдесят и более раз. Интенсивность загрязнения как наземных, так и подзем­ных вод колеблется, по разным показателям, до десяти и даже до ста ПДК. Как сказано в проекте Национального доклада СССР к кон­ференции ООН 1992 г., это может привести к катастрофическому по­ложению с обеспечением питьевого водоснабжения <...>. На самом деле такое положение уже наступило. И вот итог: в прошлом плодород­нейшие земли Центральной и Южной России отравлены промышленными выбросами, удобрениями и ядохимикатами, превращены в свалки ток­сических отходов. <…>. Именно исходно наи­более благоприятные для жизни регионы России... характеризуются наиболее тяжелой демографической ситуацией. Именно в средней и южной России ежегодно на каждую тысячу человек умирает на нес­колько человек больше, чем родится, прирост населения имеет здесь отрицательную величину от 0 до –4,5 (по статистическим по­казателям 1990 г.). <…>...Налицо самое что ни на есть натуральное вымирание российского населения, определенных его популя­ций» [Знание-сила. 1992. № 12. С. 43–46 (интервью директора Центра независимых экологических программ М.Черкасовой).

Вместе с тем сейчас под влиянием социальнo-экономических потрясений эпоха «застоя» порой начинает представляться как период стабильности и благополучия. По данным современных социологических исследований, преобладающая часть россиян считает, что из исторических эпох лучше всего жилось при Брежневе.

В связи с этим появляются попытки пересмотреть негативные оценки «доперестроечной» экономики. Наиболее ярким примером подобной позиции являются работы Александра Александровича Зиновьева. Этот известный философ в 1970-е гг. стал острым критиком нашей системы (особенно в работе «Зияющие высоты») и был вынужден покинуть СССР. После своего возвращения в страну он подверг не менее острой критике современные порядки (книга «Катастройка» и др.). Автор выступал против преобладающей оценки эко­номических трудностей в конце «застойного периода» в качестве симптомов системного кризиса. В его интерпретации, само по себе снижение темпов экономического роста вряд ли может расцени­ваться как проявление кризиса системы, поскольку в ХХ в. страны Запада неоднократно переживали подобные и даже более глубокие спады и кризисы.

Имеется также версия, что в конце рассматриваемого

Специфика социальных процессов

Если характер экономических процессов рассматриваемого периода отличается относительной очевидностью, то глубинные социальные процессы этих лет в настоящее время только начинают уясняться. Из числа немногих исследований данной проблематики следует выделить труды Владимира Эммануиловича Шляпентоха, посвященные различным аспектам социального развития советского общества в постсталинскую эпоху. Автор до своей эмиграции в США (1979 г.) был одним из лидеров отечественной социологии, в 1960-е гг. работал в Новосибирском Академгородке. Наиболее обобщающий характер носит его монография «Публичная и частная жизнь советского народа».К числу важнейших выводов этого труда относится авторское заключение о том, что ведущим социальным процессом в постсталинский период являлась «приватизации» – изменение соотношения между общественным и частным в духовной, социальной и экономической области (Shlapentokh V. Public and Privat Live of Soviet People. Oxford, 1989 ). В другой монографии названного автора рассматривается эволюция такой важной общественной группы советского общества, как интеллигенция. При этом характеризуется не только динамика ее социального статуса, но и общественно-политическая роль данного слоя, в связи с этим рассматривается «диссидентское» движение (Shlapentokh V. Soviet Intellectuales and Political Power: The poststalin Era. Princeton, 1990).

Конечно, в момент выхода этих работ никто не мог предположить последующую стремительную «капитализацию России». Сейчас же особый интерес представляет вопрос о соотношении данной трансформации с социальными процессами периода «застоя».

В качестве гипотезы можно выдвинуть предположение о проявлении в рассматриваемый период двух основных социальных тенденций, отражавших ранее постулированные две ос­новные линии развития общества в постсталинский период: тенден­цию деградации, разложения системы и тенденцию рождения новых (или возрождения прежних?) некоммунистических, альтернативных элементов. При этом, как уже отмечалось, ведущий характер имела первая тенденция, поскольку появление альтернативных социаль­но-экономических явлений деформировалось существовавшей систе­мой, зачастую приобретало уродливый характер.

Так, фактический подрыв централизованного, командного характера экономики проявляется в небывалом нарастании ведомственного корпоративизма: ведомственные монополии становятся орудием скрытой «приватизации», перекачивания государственных средств в частные карманы.

Важнейший социальный процесс, видимо, состоял в фактическом возрождении или, во всяком случае, в ускоренном развитии (под оболочкой «социалистических отношений», «общественной собственности») многоукладной структуры отечественной экономики, мелкотоварного и частнокапиталистического уклада. Это проявлялось в развитии находящихся в сложном взаимодействии различных форм «второй», «альтернативной», «теневой», «криминальной» экономики. Соотношение этих социально-экономических реалий требует глубокого анализа. Видимо, неправомерно отождествлять все формы «альтернативной экономики» (например, товарное производство сельскохозяйственной продукции под видом личного подсобного хозяйства; получившие широчайшее распространение частные бытовые услуги, система снабженцев-«толкачей» и т. п.) с прямо криминальными явлениями (расхищение государственных ресурсов, приписки, создание подпольных предприятий и т. д.). В то же время очевидно, что в условиях существовавшей системы все формы альтернативной экономики приобретали криминальный оттенок, были связаны с теми или иными нарушениями закона. Например, «личное подсобное хозяйство» в условиях государственной монополии на ресурсы неминуемо подразумевало перекачку государственных ресурсов в индивидуальный сектор, отсюда колоссальное умножение числа мелких хищений («несуны»).

Оценивая отношение «социалистического государства» к этим процессам, известный американский исследователь советской экономики Д. Миллар в книге «Советский экономический эксперимент» (1990 г.) высказал мнение, что брежневский режим проявлял относительную терпимость к частному нелегальному и полулегальному производству – имел место своего рода компромисс со «второй экономикой» (Millar J. The Soviet Economic Experiment. Urbana and Chicago University of Illinois Press, 1990. P. 253).

Думается, что это не совсем верно. Действительно, деградация режима сказывалась в его попустительстве по отношению к различным формам коррупции и экономической преступности. В то же время хорошо известно, что в эти «либеральные времена» в местах заключения находилось более 2 млн. человек и среди них – немалое число инициативных хозяйственников и других лиц, осужденных за экономические преступления. Таким образом, существование «альтернативной экономики» неминуемо предполагало глубокую деформацию общественной морали в соответствии с такими постулатами этики «реального социализма», как «хочешь жить -- умей вертеться», «работа дураков любит», «где бы работать – лишь бы не работать», «государство делает вид, что нам платит, а мы делаем вид, что работаем» и т. д.

Особенно драматичные последствия имело формирование в эти годы разветвленных криминально-коррупционных и «мафиозных» структур, тесно связанных, в свою очередь, с различными звеньями партийного и государственного аппарата. Особенно показательна здесь фигура одного из ближайших соратников Л. И. Брежнева, министра внутренних дел Н. А. Щелокова – высокопоставленного взяточника и покровителя коррупционеров.

О масштабах этих процессов свидетельствуют хотя бы те факты, что к 1985 г. в сравнении с 1971 г. только выявленные хищения в крупных и особо крупных размерах увеличились в 5 раз, а на 4 % расхитителей приходилось 62 % всей суммы похищенного. Как сооб­щал на втором съезде народных депутатов СССР тогдашний Председа­тель КГБ В. В. Бакатин, за 1980–1987 гг. число руководите­лей, участвовавших в экономических преступлениях, увеличилось почти в 3 раза (Известия. 1989. 23 дек.). Лишь знаменитое «хлопковое дело» в Узбекистане стоило государству более 4 млрд руб. В целом же к началу 80-х годов по некоторым оценкам, капиталы «криминальной экономики» оценивались в 70–80 млрд руб. (Правда. 1988. 23 янв .).

Таким образом, острейшее противоречие времени состояло в том, что закономерный, исторически неизбежный процесс разложения коммунистической экономической системы, процесс возрождения и формирования альтернативных социально-экономических сил принимал уродливый, деформированный, криминализованный характер.

Весьма важным является вопрос о суммарной оценке этих социальных сдвигов применительно к рассматриваемому периоду. Насколько сильны были «капиталистические» тенденции под оболочкой «социализма», были ли они фрагментарными, маргинальными явлениями, или являлись фундаментальными тенденциями, приведшими в конечном итоге к «буржуазной мутации» нашего общества. Одну из попыток такой обобщающей оценки предпринял Владимир Павлович Фофанов. Автор – зав. кафедрой философии НГУ, в свое время был одним из идеологов «обновленного коммунизма». Не вызывает возражения его утверждение, что «первая волна капитализации прошла еще при Брежневе, вторая – при Горбачеве <...> а третью мы и переживаем сейчас». Можно согласиться и с тезисом автора о фактической многоукладности нашей социально=экономической системы на протяжении предшествующих десятилетий. Однако вызывает сомнение концепция авторов о том, что эта многоукладность проявлялась преимущественно в сочетании «мещанского» и «трудового» социализма, -- при этом, как оказывается, «некоторое время (при Сталине, при Хрущеве? – И. К .), особенно в начале 60-х годов, лидировал трудовой социализм». По оценке автора, только брежневский период ознаменовался окончательной победой и доминированием «мещанского социализма», сейчас же «мы переживаем очередную стадию эволюции мещанского социализма: его системное превращение в капитализм» (Советская Сибирь. 1992. 27 окт.)

Разумеется, существовавший в нашей стране общественный строй, при желании, можно квалифицировать и как «мещанский социализм», однако вряд ли убедительно предположение о существовании в рамках той системы и даже «лидировании» на каком-то этапе «трудового социализма».

Версию о фундаментальной «капитализации» нашего общества в «застойный период и решающем значении этого процесса для последующей «буржуазной трансформации» поддерживают некоторые экономисты и социологи (См. напр.: Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация: Учебное пособие. М., 1996. С. 289; Региональные элиты Северо-Запада России: политические и экономические ориентации. Спб., 2001. С. 21) Однако все это носит по большей части характер предположений. «правдоподобных гипотез». Единственная попытка конкретно-исторического анализа данного процесса предпринята М. А. Безнина и Т. М. Димони на материалах аграрного сектора. Авторы приходят к выводу об ускоренной «капитализации сельского хозяйства в рассматриваемый период и формировании здесь «протобуржуазии» (См.: Безнин М. А., Димони Т. М. Протобуржуазия в сельском хозяйстве России 1930–1980-х гг. (новый подход к социальной истории российской деревни). Вологда, 2008; Безнин М. А., Димони Т. М. Капитализация в российской деревне 1930–1980-х годов. М, 2009). Представляется, что в этих исследованиях имеет место преувеличение как глубины данных процессов, так и их значимости для последующей «буржуазной трансформации». Видимо, сельское хозяйство – отнюдь не самая подходящая сфера для «первоначального капиталистического накопления». Ведь наши «олигаркхи» появились в совсем других сферах, а современный аграрный сектор характеризуется вовсе не «торжеством капитализма», а тотальной деградацией.

Отмечая ведущую социально-экономическую тенденцию «криминальной капитализации", следует отметить ще и и тенденцию возрождения традиционных социальных структур, характерную для тех регионов страны, где имел место «переход к социализму минуя капитализм». Так, исследователь исламского фундаментализма следующим образом характеризует систему «традиционализма» в Средней Азии: «Экономически она основана на сохранении былых социальных ячеек в кишлаках и городских кварталах, сочетающих общинное пользование водой и личное владение землей при сохранении собственности общины на пастбища и скот. Махалля (городской квартал) практически живет вне контроля сверху, представляя собой территориальную соседскую общину, основанную на взаимопомощи, коллективной ответственности и коллективном контроле над жизнью. А внутри – строгая иерархия, назначение стариками формально избираемых комитетов, всевластие раисов (председателей) и мулл (имамов мечетей кварталов). Поскольку это увеличивает расходы махалли, ибо много средств тратится на религиозные обряды, малоимущие, особенно молодежь, попадают в зависимость от верхушки махалли; стимулируется хищническая эксплуатация природы, наемный труд, мелкотоварное семейное производство, коррупция, сокрытие доходов от налога. Иногда до 80 % сельчан, числясь в колхозах и совхозах, работают на удовлетворение потребностей больших семей» (Ланда Р. Г. Исламский фундаментализм // Вопросы истории. 1993. № 1. С. 38–39).

Таким образом, в этих регионах под покровом социализма успешно сохранялись и возрождались традиционно-общинные, клановые и деспотические структуры, переплетавшиеся с современными мафиозными формированиями. Крайним выражением этого процесса явилась «адыловщина», когда в одном из районов Узбекистана фактически существовало средневековое княжество с подземными тюрьмами и т. п.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ РЕЖИМА

Устранение из публикаций во времена «перестройки» апологетических формул о «расцвете социалистической демократии» в период «развитого социализма», многочисленные указания на отсутствие в это время реального демократизма, на бюрократизацию системы и различные формы подавления инакомыслия не привели пока к адекватной модели политической эволюции режима.

Борьба в правящих кругах

Из всех аспектов политической жизни данного периода наибольший интерес историков и политологов вызывают процессы в недрах властвующей элиты. Историографическая статья двух американских авторов на эту тему (1994 г.) зафиксировала внушительный список такого рода работ (Лейн Д., Росс К. Политбюро ЦК КПСС // Кентавр. 1994. № 5. С. 192–230). Приоритетное внимание привлекает тема поли­тического лидерства, – естественно, в первую очередь, фигура Л. И. Брежнева.

Из круга работ на эту тему особо выделим труды известных советологов Абдурахмана Авторханова «Сила и бессилие Брежнева» (1986) и Ильи Григорьевича Земцова «Черненко: Советский Союз в канун перестройки» 1989). Можно предполагать, что как наши бывшие соотечественники, они более адекватно понимают советские реалии. Отмечая несомненные достоинства этих работ (широта кругозора, тонкий анализ доступной им информации), следует вместе с тем иметь в виду, что они основаны главным образом на интерпретации опубли­кованных данных и несут немалый оттенок публицистичности.

При характеристике основного «героя» эпохи «застоя», Л. И. Брежнева, преобладает мнение о чрезвычайной заурядности этого деятеля в интеллектуаль­ном и деловом отношении. В большинстве работ он предстает как клас­сический бюрократ, имевший единственную сильную сторону – способность к аппаратной интриге (особенно последовательно эту версию проводит Р. А. Медведев).

Более сложная картина представлена в работах Ф. М. Бурлацкого. В его интерпретации, после октября 1964 г. Л. И. Брежнев не сразу добился политического доминирования. – это происходило на протяжении второй половины 1960-х гг. Борьба различных группировок властвующей элиты в это время отражала не только личное соперничество, но и определенное противостояние различных политических линий.

По оценке автора, тогда имела место конфронтация трех основных групп. С одной стороны, это – неосталинисты, сторонники возвращения к жесткому режиму, «наведения порядка», – их возглавлял «железный Шурик» – член Политбюро Александр Шелепин, – правда, последний решительно опровергает такую интерпретацию своей позиции того периода. С другой стороны -- умеренные реформаторы, сторонники продолжения хрущевских преобразований в более взвешенном виде, -- среди них прежде всего А. Н. Косыгин, а среди более молодого поколения партийных функционеров -- Ю. В. Андропов, возглавлявший в то время один из двух международных отделов ЦК. В свою очередь, Л. И. Брежнев представлялял определенную «центристскую» линию, выражая настроения преобладающей части номенклатуры, не желавшей ни серьезных реформ, ни «сталинизации» (См. напр.: Бурлацкий Ф. Вожди и советники. О Хрущеве, Андропове и не только о них... М, 1990. С. 180).

Если признать реальностью своеобразный «центризм» Брежнева, ста­новятся ясными мотивы его заметного рейтинга не только среди но­менклатуры, но и в кругах «либеральной» интеллигенции, расс­матривавшей этого лидера как альтернативу «сталинистам» и наде­явшуюся через «умных советников» подталкивать его к рефор­мам. Такого рода настроение ярко отражено в воспоминаниях академика Георгия Арбатова, где постоянно подчеркивается относительная умерен­ность Брежнева, дистанцирование его от различных экстремистских, откровенно репрессивных поползновений определенной части власт­вующей элиты (См.: Знамя. № 10. С.122–137) . Нечто подобное прослеживается также в воспоминаниях известного политического журналиста Александра Бовина (Бовин А. XX век как жизнь: Воспоминания. М, 2003. С. 252–259).

Можно предположить, что в такого рода публикациях имеет место преувеличение отмеченных разногласий, быть может», и с целью «облагораживания» позиции «интеллектуальных советников» в те годы: в этом контексте они выступают не в качестве конформистов и приспособленцев, а в роли «борцов против ресталинизации».

Пожалуй, наиболее последовательно позитивная оценка брежневского «центризма» как противовеса «сталинистам» прослеживается в опубликованных дневниковых записях Анатолия Сергеевича Черняева. Автор в 1971–1986 гг. был заместителем заведующего Международным отделом ЦК КПСС, в 1986–1991 гг. – помощник Генерального секретаря ЦК КПСС, Президента СССР. Характерно, что в его изображении, поворот к консерватизму происходит в первой половине 1970-х гг., и для его характеристики применяются такие определения как «сталинистская Вандея» и т. п. (См. Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 115–137; № 6. С. 84–126).

Более убедительной в этом плане представляется характеристика расстановки сил в верхах, которая дается в сборнике о «Пражской весне». Автор приходит к выводу, что «во второй половине 1960-х гг. в руководстве КПСС сложилось устойчивое консервативное большинство» («Пражская весна» и советская интеллигенция: к вопросу о формировании «внутрисистемной оппозиции» неосталинизму // 1968 год. «Пражская весна» (историческая ретроспектива). М., 2010. С. 404). Вместе с тем вряд ли можно в полной мере согласиться с оценкой политического режима в СССР этого периода как «неосталинизма». Думается, что «сталинистские» демарши этого периода носили характер не более чем «пробных шаров» и не выражали стратегических ориентиров «брежневцев». Этому поколение номенклатуры чужда была идея серьезных либеральных реформ, но и не нужна была и «ресталинизация»: правящий слой хотел спокойно пользоваться своими привилегиями.

В немногих публикациях прослеживается высокая оценка Л. И. Брежнева как политического деятеля. Так, в книге бывшего президента США Ричарда Никсона «Лидеры» дается характеристика Леонида Ильича как «властного, честолюбивого и беспощадного политика, который при другом режиме мог бы быть "Леонидом Великим"». В свою очередь Мэлор Стуруа, известный в советское время политический журналист, полемизируя с Р. А. Медведевым в оценке Брежнева, характеризовал его как «сильного, беспощадного бойца с железными кулаками», что подтверждается его победой над политическими конкурентами в борьбе за лидерство (Неделя. 1988. № 43 ).

С наибольшей последовательностью альтернативная верия в оценке Брежнева прослеживается в одной из статей сборника «Л. И. Брежнев. Материалы к биографии». Автор утверждает: «В лучшие свои годы это был сложный, способный на тонкий и глубокий политический анализ лидер, который многое понимал адекватно обстоятельствам». Более того, в статье говорится, что фактически основные идеи Горбачева были взяты из арсенала Брежнева, -- это и идея ускорения научно-технического прогресса посредством соединения НТР с «преимуществами социализма», и концепция разрядки международной напряженности. По замечанию автора, нет оснований связывать «разложение» общества с Брежневым, – оно началось до него и продолжалось в последующий период (Кузнечевский В. "Священная корова" военно-промышленного комплекса // Л. И. Брежнев. Материалы к биографии. М., 1991. С. 259).

Современна ситуация в нашей стране способствует ностальгическим чувствам по отношению к «позднесоветскому периоду», что сказывается и в некоторых публикациях о Л. И. Брежневе. Так, известный историк-публицист Сергей Николаевич Семанов к 100-летию этого деятеля анонсировал книгу под названием «Леонид Добрый» (См. об этом: Семанов С. Памяти Леонида Доброго // Дружба народов. 2007. № 1. С. 250–251. В 2006 г. вышла его книга «Дорогой Леонид Ильич»). Другой известный публицист Кавад Раш считает: «Только за создание БАМа Брежнев должен быть причислен к великим правителям державы. Второе его державное деяние – это Великий Афганский поход» (Слово. 2009. № 4. С. 330.

При всей спорности такого рода суждений, возможно, в них имеется определенное рациональное зерно: при всех очевидных слабостях и пороках Брежнева, как политического лидера, вряд ли правомерно преувеличивать его роль в деградации системы. Как уже отмечалось, наличие в ряде относительно «благополучных» стран коммунистического блока более динамичных лидеров (например, Тодора Живкова, Яноша Кадара) не предотвратило в них краха системы. Вместе с тем личные качества нашего «вождя», разумеется, в максимальной степени способствовали усугублению объективных тенденций деградации.

Различные мнения высказываются на расстановку сил в правящих кругах в период после утверждения политической гегемонии Л. И. Брежнева. Наиболее распространенной является версия о борьбе трех основных сил – партийного аппарата, органов государственной безопасности и военных кругов (генералитета, ВПК).

С особой последовательностью такая версия модель просле­живается у А. Авторханова, причем, в его интерпретации, основная тенденция политической эволюции состояла в неуклонном возвышении КГБ в результате целенаправленной деятельности Ю. В. Андропова. По оценке названного автора, Брежнев, «по существу был марионет­кой в руках КГБ и генералитета». Как утверждал этот патриарх советологии, на протяжении 1970-х годов Андропов с целью установление всевластия КГБ продвигал к власти своих ставленников и компроментировал соратников Брежнева. В начале же 1980-х годов началась решительная атака на брежневцев, что прояви­лось во «внезапной смерти» М. А. Суслова, устранении с полити­ческой сцены друга Брежнева – А. П. Кириленко, подготовке «компромата» на министра внутренних дел Н. А. Щелокова и т. д. В этом контексте приход же Андропова к власти после смерти Брежнева фактически явился государственным переворотом и сопровождался отстранением от власти брежневцев во главе с К. У. Черненко (Авторханов А. От Андропова к Горбачеву...; Он же. Технология власти // Вопросы истории. 1993. № 2).

Еще дальше в такой трактовке пошли бывшие «диссиденты» В. Соловьев и Е. Клепикова, которые утверждают, что мае 1982 г. Ю. В. Андропов стал фактическим правителем страны, что внешне проявилось в его освобождении от поста председателя КГБ и назначении вторым секретарем ЦК КПСС (Соловьев В., Клепикова Е. Юрий Андропов: тайный ход в Кремль. СПб., 1995. С. 157) .

В свою очередь, в коллективном труде западных советологов «Политика в Советском Союзе» приоритетная роль в названном «треугольнике» была отведена ВПК и вооруженным силам (Politics in the Soviet Union. L., 1987. P. 33–35). В противовес этому Михаил Восленский утверждал, что армия, хотя и имела немалое влияние, не была способна стать ведущей властной структурой и всегда являлась «теневым и довольно слабым элементом политики, примыкающим к той или иной политической силе» (Восленский М. Номенклатура. М., 1991. С. 167–168).

Инакомыслие и оппозиционное движение

Впервые общая картина этого аспекта политической жизни была дана в упоминавшейся книге Р. А. Медведева. Первым же специальным обобщающим рудом на эту тему стала работа Л. М. Алексеевой (подготовлен в США в начале 1980-х гг.). Людмила Михайловна Алексеева активной «диссиденткой», а в настоящее время является известной «правозащитницей». Достоинством работы является богатство фактического материала, охват всех направлений движения. Однако основное внимание в ней уделяется национальным движениям, материал же о различных формах оппозиционного движения в самой России составляет примерно лишь треть объема книги. Кроме того материал распределен по направлениям движения, а не по хронологическому принципу, что затрудняет представление об общей тенденции процесса. Хронология движения в книге дается лишь применительно к «правозащитному движению». Представляется спорной датировка начального рубежа этого движения 1953 годом.: сам материал книги говорит о зарождении этого движения после ХХ съезда КПСС. Нельзя не отметить и некоторую эмпиричность книги в ущерб концептуальному осмыслению проблемы. Все это дает основание квалифицировать данную ценную работу в качестве «переходной» от публицистической к собственно исторической (Алексеева Л. М. История инакомыслия в СССР. Новейший период. М., 1992).

Наиболее же заметным событием в последующей историографии темы следует признать книгу известного социолога Б. М. Фирсова (Фирсов Б. М. Разномыслие в СССР. 1940–1960-е годы: история, теория и практика. Спб., 2008 ).

В развитии оппозиционного движения можно проследить следующие основные вехи :

1) активизация с середины 1960-х гг. особенно после процесса над Ю. Даниэлем и А. Синявским. Апогей – в конце этого десятилетия. Наиболее ярким выражением стали «подписантские кампании» с протестом против судебных процессов над диссидентами

2) в начале 1970-х гг. «диссидентство» фактически было разгромлено, завершением чего стала высылка Солженицына из СССР (1974 г.), ряд известных «правозащитников» выступили с «покаянием».

3) во второй половине 1970-х гг отмечается некоторое оживление оппозиционных действий в рамках «хельсинского движения», теперь все это напрямую инициируется с Запада.

4) в период правления Ю. В. Андропова проводятся аресты «диссидентов», фактически движение было искоренено, так что в «перестройку» страна вступила при отсутствии каких-либо демократических сил.

С точки зрения целей и форм деятельности в оппозиционном движении можно выделить три направления:

1) наиболее авторитетное – «правозащитная деятельность», которое стремилось к легальным действиям под лозунгом «Соблюдайте Ваши законы!». Наиболее заметной формой этой работы было издание «Хроники текущих событий», где фиксировались все «нарушения прав» в СССР.

2) национальное движение, в том числе выступавшее за полную реабилитацию «репрессированных народов» (наиболее активное – движение крымских татар).

3) в редких случаях – попытки создания подпольных организаций для насильственного свержения существующего строя. Самый известный факт – организация «русских националистов» ВСХОН (1966 г.).

С точки зрения идеологических ориентиров в оппозиционных круга тех лет выделяют три основных направления:

1) коммунистический реформизм, выступавший за «очищение» существующего строя от «пережитков сталинизма», за «социализм с человеческим лицом». Наиболее ярким его представителем был Рой Александрович Медведев.

2) либерально-демократическое направление, выступавшее за кардинальную трансформацию существовавшего строя. Своего рода лидером его, как и всего оппозиционного движения, несомненно, следует признать А. Д. Сахарова.

3) традиционалистское (почвенническое, неославянофильское, консервативно-националистическое) течение, отвергавшее существовавший строй с позиции возвращения к «национальным основам». Здесь наиболее яркой фигурой был А. И. Солженицын.

По поводу сущности и значения «диссидентства» прослеживаются следующие основные версии:

1) «Диссиденты» вступили в героическую, неравную борьбу с тоталитарным режимом и тем самым внесли значимый вклад в подготовку «перестройку».

2) ввиду своей крайней немногочисленности «диссидентство» не было политическим движением и не оказывало существенного воздействия на общественную жизнь, – скорее это были индивидуальные действия, ценные своим моральным примером;

3) рассматриваемое движение в немалой степени было инспирировано западными службами и внесло свой вклад в подготовку разрушения СССР.

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ ПОСЛЕ БРЕЖНЕВА

Существенное значение для понимания ситуации в стране и дальней­ших перемен имеет анализ общественно-политических тенденций, имевших место после смерти Брежнева до прихода к власти Горбаче­ва. Особый интерес при этом представляет оценка деятельности Ю. В. Андропова в период его недолгого пребывания у власти. Адек­ватная интерпретация данной исторической полосы во многом позволя­ет оценить реформистский потенциал существовавшей системы, по­нять специфику последующих процессов.

В имеющихся публикациях фигура можно проследить следующие оценки Ю. В. Андропова:

1) выдающийся деятель, государственник и реформатор.

2) сложная фигура, сочетавшая стремление к укреплению государства с ориентацией на административно-репрессивные меры.

3) консерватор в маске «либерала».

4) главный творец «перестройки», подготовивший разрушение СССР или даже замаскированный враг, «агент мирового глобализма». Наиболее интересные соображения на этот счет приводятся бывшим работником ЦК КПСС Валерием Михайловичем Легостаевым (Легостаев В. М. Гебист магнетический: заметки о Ю. В. Андропове // Завтра. 2004. № 5–80.

Наиболее позитивную и даже апологетическую оценку этого политического деятеля дает Ф. М. Бурлацкий, который представляет его как убежденного реформатора, дальновидного политика, интеллектуала и т. п. (Помимо неоднократно упоминавшейся работы данного автора, отметим его новейшую публикацию: Бурлацкий Ф. М. Юрий Андропов и аристократы духа. М., 2009).

Некоторые авторы утверждают, что хотя наибольший резонанс вызвали меры Андропова по «наведению порядка», пресечению кор­рупции, при нем ставился вопрос и о более фундаментальных преобразова­ниях. Так, по свидетельству известного публициста Т. Карягиной тогда была создана авторитетная исследовательская груп­па, которая вырабатывала различные варианты эволюционного пере­хода к рыночной экономике (Наш современник. 1992. № 3. С. 75 ).

Более того, якобы вся концепция «перестройки» была в деталях разработана под руко­водством Андропова в недрах КГБ, о чем поведал в своей книге, изданной на Западе, бежавший туда бывший работник этого ведомс­тва Голицын (Огонек. 1991. № 18. С. 24). В связи с этим известный американский журналист Р. Шиэр писал: «Есть доля иронии в том, что одному из наследни­ков Берии суждено было начать борьбу за ограничение деспотичес­кой власти. Андропову за время его краткого пребывания во главе государства удалось запустить процесс, ныне называемый перест­ройкой. Будучи шефом КГБ, Андропов знал всю правду о печальном состоянии советской экономики и о степени коррупции..Он, по-видимому, начал готовить передачу наследства бреж­невской эры, продвигая по служебной лестнице незапятнанных кор­рупцией людей, вроде Горбачева. Главное наследие Андропова сос­тоит в том, что ему удалось сплотить новую элиту» (США: Экономика, политика, идеология. 1990. № 10. С. 85).

Весьма распространенной является и неоднозначная оценка фигуры Ю. В. Андропова, выделение позитивных и негативных черт его дея­тельности. Типичен в этом плане ответ Р. А. Медведева на вопрос, «какие изменения могли бы произойти у нас в стране, если бы судьба дала возможность Ю. В. Андропову возможность еще несколь­ко лет оставаться на посту Генерального секретаря ЦК КПСС?" Мас­титый историк высказал по этому поводу следующее суждение: «Ю. В. Андропов проявил больщую решимость в борьбе с разложившимися партийно-государственными кадрами разного уровня, с так называемой "брежневской мафией". Если бы не усилия Ю. В. Андропова, возможно, не было бы нынешней перестройки. В то же время личность Ю. В. Андропова – противоречивая, сложная. Он <...> не дал бы нашей стране сегодняшней гласности, сегодняшней демократиза­ции. При Андропове были приняты очень суровые, репрессивные меры против инакомыслия» (Аргументы и факты. 1989. № 3. См. также: Медведев Р. А. Неизвестный Андропов. Политическая биография Ю. В. Андропова. М., 1999).

В свою очередь в упоминавшейся работе А. Авторханова» «От Андропова к Горбачеву» деятельность этого лидера расценивается как попытку обновления существовавшей системы административно-бюрократическими методами. Такого рода характеристика андроповского «реформизма» получила наиболее развернутое обоснование в неоднократно упоминавшемся труде «На пороге кризиса». Там говорится: «Квалифицируя в целом итоги работы этого выдающегося государственного и партийного деятеля, их можно назвать попыткой реанимации уже агонизировавшей административно-командной системы управления. Он непримиримо выступил против ее пороков, но они к тому времени уже стали для нее органичными и могли быть ликвидированы только вместе с ней. Применявшиеся им методы усиливали именно те ее стороны, против которых были направлены. Они не вывели страну из прежней колеи» (На пороге кризиса... С. 419).

При этом некоторые авторы пытаются объяснить неоднозначный характер деятельности Ю. В. Андропова не столько его качествами как политического деятеля, сколько соотношением сил в правящих кругах. Так, английский советолог А. Браун выделял в них три груп­пировки: 1) консерваторы (брежневское Политбюро), 2) сторон­ники «наведения порядка (военные и КГБ), 3) реформаторы. Последние две группы сходились во мнении, что коррумпированной стране мог помочь только сильный лидер; объединение этих двух группировок и привело Андропова к власти. Поэтому в его политике и имело место сложное со­четание интересов оппозиционной консервативно-охранительных и реформаторских тенденций (Brown A. Power and Policy in Time of Leadership Transition, 1982–1988 // Political Leadershop in the Soviet Union. L., 1989. P. 163).

Помимо приведенных суждений, встречаются и публикации с более скептической и не­гативной оценкой рассматриваемого исторического деятеля. Так, в статье Эрнста Неизвестного «Катакомбная культура и власть» и в художествен­но-публицистическом произведении А. А. Зиновьева «Пара беллум», на­писанных в момент прихода Андропова к власти, он рассматривается как типичное порождение бюрократической системы, Эти авторы до­казывают, что новый генсек не имел возможности что-то в ней су­щественно изменить даже при наличии такого стремления (Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть // Вопросы философии. 1991. №10. С. 20; Зиновьев А. Гомо советикус. Пара беллум. М., 1991. С. 207).

Еще более негативная трактовка дается в воспоминаниях бывшего советского дипломата (заместителя Генерального секретаря ООН) А. Шевченко, завербованного в конце 1970-х годов ЦРУ и оставшегося в США. По его оценке, внешняя «либеральность» Андропова были лишь маской, он делал ставку на подавление инакомыслия и был против всяких серьезных реформ (Совершенно секретно. 1990. № 2).

Не менее негативны высказывания по этому поводу бывшего предсе­дателя КГБ В. Семичастного. В своем интервью, опровергая «миф» об Андропове-реформаторе, названный деятель характеризует его как реакционера и оппортуниста, который, возглавляя в течение 15 лет КГБ, будучи членом Политбюро и как никто зная о положении дел в стране, ничего реального не сделал для борьбы с разложени­ем (Огонек. 1989. № 24. С. 45).

Наконец, по мере нарастающего недовольства итогами «демократических реформ» распространяется версия об Андропове как главном виновнике краха СССР. В таком контексте выдвижение им к руководству КПСС М. С. Горбачева воспринимается не как заслуга, а как тяжкое обвинение. Одно из двух: либо он неправильно оценивал своего протеже, тогда где же его политическая мудрость? Либо еще хуже: в некоторых публикациях Андропов объявляется «агентом» США и сионизма.

Развитой социализм - это стадия развития общества в СССР, о начале которой руководство Советского Союза заявило в 1967 году. Термин был употреблен генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И. Брежневым, обращавшимся к гражданам по случаю 50-летней годовщины Октябрьской революции.

Концепция развитого социализма

Авторы данной концепции представили положения, которые, по их мнению, подтверждались в советской действительности. Считалось, что СССР создал необходимую материально- базу, социально-экономическое положение его граждан улучшалось, возможности для удовлетворения всех потребностей увеличивались.

Партийные деятели полагали, что советское общество является сплоченной массой, в которой не происходит серьезных конфликтов. И, несмотря на периодические проблемы в решении национального вопроса, было заявлено об успешном достижении цели.

Концепция развитого социализма включала в себя широкую идеологическую работу. Повышалась роль научно-технического прогресса и трудовой дисциплины, заявлялось о росте народного благосостояния.

Для воплощения в жизнь теоретических идей в Советском Союзе начали проводить и новую аграрную политику. СССР был не только промышленным государством, но и сельскохозяйственным, поэтому авторы концепции заявляли о необходимости укрепления колхозов и совхозов, подъема сельского хозяйства и модернизации деревни.

Построение развитого социализма, по мнению теоретиков, было невозможным без перехода советских граждан к принципиально новому образу жизни, в основе которого должны были лежать обновленные постулаты, соответствующие историческому моменту. Считалось, что производственную сферу нужно организовать таким образом, чтобы она полностью удовлетворяла материальные нужды страны и ее населения. Планировалось формировать высокую духовность и , дать каждому человеку возможности для всестороннего и гармоничного развития.

Развитой социализм на практике

По мнению большинства историков, общество развитого социализма в СССР построено не было. Теория и практика во многом расходились. В частности, Ю.В. Андропов, сменивший Л.И. Брежнева на посту руководителя партии, заявил в 1982 году о намерении совершенствовать развитой социализм, отметив, что этот процесс будет довольно длительным. Однако этого не произошло, а через несколько лет, с распадом Советского Союза, путь страны к развитому социализму и прекратился окончательно.

Духовность человека – очень сложное и многогранное понятие, охватывающее одновременно несколько сторон личности человека. Что на самом деле означает это слово?

Если человек отказывается от своего эго и начинает проявлять качества, присущие Творцу, можно считать, что он делает первые шаги на пути к истинной духовности. Ведь быть духовным – не означает много молиться, ходить в церковь или изучать специальную духовную литературу. Духовность гораздо выше подобных мирских понятий, она охватывает стремление души человеческой соединиться с Создателем, стать хоть в чем-то подобной ему и начать приносить пользу другим.

Изначально каждый человек ищет выгоды только для себя. Мы стремимся улучшить свою собственную жизнь, совершенно позабыв о нашем великом предназначении – жить в социуме. Если Господь создал человека по своему образу и подобию, он не мог ограничиться лишь внешним физическим сходством, но вложил в душу божественную искру, которой обязательно дано разгореться и зажечь своим внутренним светом как самого человека, так и людей, его окружающих.

Вот именно в момент осознания этого единства с создателем и отказа от собственного во имя общего и происходит становление духовности человека. Истинная духовность – это бескорыстное служение Богу и людям, подчас даже незнакомым. Человек проникается идеями добра, света и становления духа над плотью, перестает заниматься личным накопительством и посвящает часть своей жизни или даже всю жизнь целиком служению Богу и людям. Некоторые, осознав ошибочность своих прежних суждений, отрекаются от мира и уходят в монастыри, где посвящают жизнь служению и молитвам. Другие, и таких гораздо меньше, направляют все силы на помощь окружающим.

Но не стоит думать, что качество это в его первоначальном значении, присуще исключительно людям духовного сана, священнослужителям и убежденным верующим. Если воспринимать духовность как чистоту души, помыслов и бескорыстное стремление человека служить своей жизнью другим, она предстает гораздо шире и многогранней. Во все времена, даже когда такого понятия еще не существовало, ценились бескорыстность, доброта и чистота помыслов. А именно эти качества и являются составляющими истинной духовности человека.

Безусловно, духовность – понятие высоконравственное, относящееся к тонким материям и доступное далеко не для каждого. Но это не означает, что люди, не достигшие подобного, в чем-то хуже или ниже по статусу. Просто каждому человеку дана возможность проявить себя в этой жизни и кто-то делает это, развиваясь для других.

Видео по теме

В переводе с латыни слово "мораль" означает "то, что касается нравов". Это наука о поведении человека в обществе, допустимых и недопустимых способах его действия в тех или иных ситуациях, о целях существования цивилизации в целом и каждого человека в отдельности. В широком смысле мораль - это наука о добре и зле.

В любом обществе есть писаные и неписаные правила, определяющие, что , а что категорически запрещено. Эти правила не обязательно имеют юридическую силу. Нарушивший их не всегда подвергается наказанию со стороны государства и его структур, но может стать изгоем в обществе. В этих случаях говорят, что человек нарушил моральные принципы, принятые в его среде. Яркий несовпадения законов с моральными принципами - дуэли, с помощью которых дворянства в прошлом решали многие споры. Законодательством такие поединки во многих странах были запрещены, однако отказ от дуэли в глазах данного сословия зачастую был проступком гораздо более серьезным, чем нарушение закона.

Понятие морали сформировалось в Древней Греции. Моралью Сократ называл науку о человеке, в противовес физике, которая занималась явлениями природы. Эта часть философии, которая старается ответить на вопрос об истинном предназначении человека. Это пытались еще . Согласно определению эпикурейцев и гедонистов, истинной целью существования человека является счастье. Стоики выработали свою концепцию и определили эту цель как добродетель. Их позиция нашла свое отражение во взглядах философов более поздних эпох - например, Канта. Позиция его "философии долга" основана на том, что человек не может быть просто счастлив, он должен заслужить это счастье.

Существуют идеальная и реальная морали, и вторая не всегда совпадает с первой. Например, основой христианской морали являются десять заповедей. В идеале им должен следовать каждый христианин. Однако многочисленные войны, в том числе и религиозные, являлись явным нарушением запрета убивать. В каждой воюющей стране и другие моральные нормы, которые более соответствовали потребностям общества в конкретную . Именно они, в сочетании с заповедями, и являли собой реальную . Современные философы рассматривают мораль как способ сохранения того или иного общества. Задача ее - снижение конфликтности. Она в первую очередь рассматривается как теория общения.

Моральные принципы каждого конкретного человека формируются в процессе воспитания. Ребенок усваивает их в первую очередь от родителей и других окружающих его людей. В некоторых случаях усвоение моральных норм происходит в процессе адаптации человека с уже сложившимися взглядами к другому обществу. С этой проблемой постоянно сталкиваются, например, мигранты.

Наряду с общественной моралью существует и индивидуальная. Каждый человек, совершая тот или иной поступок, оказывается в ситуации выбора. На него оказывают влияние самые разные факторы. Подчинение моральным нормам может быть чисто внешним, когда человек совершает какое-то действие только потому, что так принято в его среде и его поведение вызовет симпатию у окружающих. Подобную мораль Адам Смит определял как мораль чувства. Но побуждение может быть и внутренним, когда добрый поступок вызывает у совершившего его ощущение гармонии с самим собой. Это - один из принципов морали вдохновения. Согласно Бергсону, поступок должен быть продиктован собственной природой человека.

В литературоведении нередко под моралью понимают вывод, который следует из описания. Например, мораль существует у , а порой и у , когда в заключительных строках объясняет прямым текстом, что он хотел сказать своим произведением.

Видео по теме

Источники:

• Новая философская энциклопедия

Социализм – тип государственного устройства, основанный на принципах справедливого распределения общественных благ. В истории человечестве существовало множество концепций социалистического строя и несколько примеров их практического воплощения

Инструкция

Термин «социализм» впервые появляется в работе Пьера Леру «Индивидуализм и социализм» (1834 год) в качестве нестрогого понятия. Противопоставляя его индивидуализму, Леру предлагает нечто схожее с принципом соборности в традиции. Первыми теоретиками социалистических идей можно считать Гегеля, Сен-Симона, в дальнейшем эта тема была поднята в работах Фурье, Прудона. Принципы социализма подразумевают устранение эксплуатации человека (характерной для капитализма) и отказ от частной собственности.

К концу XIX века оформляется анархическое направление социализма (наиболее ярко представлено Бакуниным, Кропоткиным). Анархисты считали, что справедливое распределение благ в принципе невозможно, покуда существует . Поэтому, по их мнению, нужно стремиться к его ликвидации.

Наиболее известная интерпретация идей социализма принадлежит немецкому философу и экономисту Карлу Марксу. В его теории общественно-экономических формаций (то есть исторически сложившихся форм) социализм является промежуточной ступенью между капитализмом и коммунизмом. : (средства производства сосредоточены в меньшинства, отсюда - рабочим не принадлежат результаты их труда, а разрыв между состоятельными и беднейшими слоями населения все увеличивается), и в коммунизме видел модель справедливого общества. Для этого он предлагал передать земельные ресурсы в руки , постепенно между городом и сельской местностью и через пролетаризацию населения постепенно уничтожить классовое . В отличие от анархистов, марксисты допускали возможность установления социализма демократическим, а не революционным путем.

В более широком контексте корни социализма как справедливого общества уходят в античность. Подобная система устройства была описана Платоном в его «Государстве»: каждый член общества занимает отведенную ему позицию, работая в сфере, наиболее отвечающей его способностям. Затем тема вновь появилась в эпоху Ренессанса: в работах Т. Мора (его «Утопия» - то есть «место, которого нет» дала название всему направлению), Т. Кампанеллы и авторов.

Реальное воплощение социалистических идей имело место в России после Октябрьской революции, а также в некоторых странах Восточной Европы, Латинской Америки, в Китае и ряде других государств. В большинстве из них идеи марксистско-ленинской идеологии доказали свою низкую эффективность. Вместе с тем, в государствах Северной Европы с конца XX века регулярно оказываются партии социалистического толка, обеспечивающие за счет высоких налогов бюджетное финансирование большинства общественно значимых институтов (образование, здравоохранение, поддержка малоимущих слоев населения). Однако и эта модель нередко подвергается критике.

Видео по теме

Под духовностью человека понимают совокупность его моральных принципов и традиций. Эти качества воспринимаются как положительная характеристика, поэтому многие люди задумываются, как их развивать.

Инструкция

Не стоит полностью доверять книгам об эзотерике. Даже само это понятие сейчас стали перевирать. В оригинале эзотерика – это скрытое, «внутреннее» знание, известное только посвященным высших степеней. Например, православные практики молчания и молитвы исихазм – это истинная эзотерика, мистические знания христианства. Сегодня же под соусом эзотерики преподносится легкая с элементами науки у авторов-мужчин и откровенно магическим мышлением у авторов-женщин. Не тратьте деньги и время на прочтение подобной литературы, лучше уж за современных философов, например, Хосе-Ортегу-и-Гассета либо Мунье. Они дадут нетривиальное понимание современных процессов и событий, а авторы псевдоэзотерики только преподносят прописные истины. Другое дело, что многие люди в книге ищут просто подтверждения своих мыслей, причем не самых оригинальных. Например, что деньги стоит уважать, чтобы они у вас были. Банально? Да, но из уст гуру это звучит как открытие.

Старайтесь больше ценить красоту, для начала – красоту материального мира. Останавливайтесь, чтобы полюбоваться закатом, носите с собой фотоаппарат и ловите прекрасные моменты. Можете стать личным фотографом своей второй половины. Постепенно вы начнете ценить и нематериальную красоту, когда научитесь находить для этого время.

Начните ценить свое и чужое эмоциональное состояние и не переводить все и вся в материальный эквивалент. Верьте, что любые хорошие поступки принесут вам добро. Этот закон звучит странно, но он действует. Законы воздаяния за добро и зло существуют, потому что вы своими поступками создаете свой круг людей, которые помнят и хорошее, и плохое. А ведь в большинстве ситуаций от людей зависит очень многое. Поэтому поступайте по-доброму и будьте готовы получать положительную реакцию от Вселенной или Бога.

Глава XI

Эпоха «развитого социализма» или «годы застоя» (1965-1985)?

I. ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОМПРОМИСС: КОСНОСТЬ И КОНСЕРВАТИЗМ

1. Политический консерватизм и экономическая реформа

Несомненно, отставка Хрущева означала отказ от энергич­ного проведения реформ, и в этом смысле она могла показать­ся успехом консервативных сил. Согласие в отстранившей Хру­щева группе руководителей зиждилось на необходимости сохра­нить коллективную власть и контроль высших партийных органов за всеми сторонами жизни общества, положить конец «реформаторству» Хрущева, порождавшему нестабильность в партийных кадрах, обеспечить нормальное функционирование политических и государственных структур. Этому стремлению к стабильности и сбалансированности сопутствовал поиск соот­ветствующих эффективных мер; следовало найти решения, ста­билизировавшие бы административную систему, раздроблен­ную борьбой за власть между отраслевыми и территориальными органами управления , а также улучшить контроль за кадрами.

Достигнутый на основе консервативных политических цен­ностей консенсус внутри руководства не позволял ему все же отказаться по крайней мере от некоторых перемен, проведен­ных в середине 50-х гг., в первую очередь от линии на повыше­ние уровня жизни (альтернативой которой могло быть только возвращение к террору как методу управления государством) и от поддержания высоких темпов развития. Эти две задачи не могли быть осуществлены без проведения экономических реформ, и именно для устранения нестабильности, постоянно порождаемой этими реформами, следовало твердо проводить кадровую политику, утверждающую стабильность (прежде всего в высших эшелонах власти), дающую партийным кадрам уверенность в своей значимости, в своем будущем и способствующую продвижению новой смены партийных работников.

Меры, осуществленные пришедшей к власти группой в первый год, последовавший за отставкой Хрущева (конец 1964-конец 1965 г.), отразили два трудно сочетаемых аспекта ее деятельности, а именно: последовательная консервативная идеоло­гическая политика, с одной стороны, и экономическая реформа и, грубо говоря, технократические ценности - с другой.

Отставка Хрущева вызвала мало кадровых перемещений (не считая средств массовой информации , руководимых прибли­женными бывшего Первого секретаря ЦК КПСС) и санкций. Собравшийся в ноябре 1964 г. пленум ЦК освободил от работы Полякова, секретаря ЦК по аграрным вопросам, и одобрил вы­движение ряда руководителей, сыгравших важную роль в «заго­воре» 14 октября 1964 г. Н. Подгорный, бывший первым секре­тарем Харьковского обкома, стал секретарем ЦК и получил в свое ведение кадровые вопросы; П. Шелест и Н. Шелепин вош­ли в состав Президиума, причем последний остался секретарем ЦК, председателем Комитета партийного контроля и замести­телем Председателя Совета Министров. Эти три лица также вошли в новую правящую верхушку, ядро которой составляли Л. Брежнев - Первый секретарь ЦК КПСС, А. Косыгин - Председатель Совета Министров и М. Суслов - член Президиу­ма, ответственный за идеологическую сферу. Заслушав Н. Под­горного, изложившего последствия разделения парторганиза­ций на промышленные и сельские, пленум ЦК принял реше­ние восстановить единую партийную организацию на всех уровнях, а также единство советских, профсоюзных и комсо­мольских структур. Начиная с декабря 1964 г. были восстанов­лены региональные, областные и районные комитеты. Новое руководство должно было, далее, решить нелегкий вопрос: кого поставить во главе воссоединенных организаций? Выбирая сре­ди отстраненных Хрущевым аппаратчиков, новое руководство рисковало затормозить продвижение «новобранцев» и оставить себя без преданного окружения. Партийная верхушка искусно маневрировала, в течение ряда лет исподволь проводя замену местных кадров, пришедших в хрущевский период, с тем, что­бы дать ход «молодым» (20-х гг. рождения) и более «компетент­ным» функционерам. Анализ перемен в составе секретарского корпуса на местах в 1965-1980 гг. указывает на серьезные из­менения, произошедшие в начале этого периода (1965-1970 гг.), и на явную стабилизацию сразу после XXIV съезда КПСС (1971 г.), приведшую к старению местных кадров (средний воз­раст которых достиг в 1980 г. 59 лет по сравнению с 49 годами в 1971 г.). В 1981 г. среднее «политическое долголетие» секре­тарей региональных парторганизаций равнялось десяти годам в РСФСР, но только четырем в Узбекистане и трем в Казахстане, где партийные кадры оказывались чаще и более глубоко, чем в других республиках, вовлечены в «скандальные» истории. Надо сказать, что все кадровые перестановки в течение второй поло­вины 60-х гг. нисколько не отражались на карьере и стабильно­сти положения представителей партноменклатуры. Им обеспечивалось место в административно-хозяйственных органах либо перевод в столичное министерство, иногда даже место в по­сольстве за границей. Кампания по обновлению кадров в боль­шой степени происходила и за счет постоянного расширения Центрального Комитета: число его членов и кандидатов было увеличено с 300 в 1966 г. до 420 и более, т. е. приблизительно на 40% за десять лет. В 70-е гг. состав партийных руководителей на местах (которые всегда составляли ядро армии партийцев) достиг наконец стабильности, о которой они мечтали еще при Сталине. Каждому была обеспечена возможность планировать развитие своей карьеры. Центральные власти курировали мест­ный набор. Все эти процессы благоприятствовали укоренению отношений личной преданности и утверждению системы цен­ностей, в которой верность патрону превалировала над компе­тентностью и «идеологической выдержанностью». В этом смыс­ле 70-е гг. были апогеем «семейственности» и своего рода «со­ветского феодализма», против чего без устали воевали Сталин, а за ним и Хрущев, первый - государственным террором, вто­рой - законными средствами. В то же время личная предан­ность как главное средство достижения стабильности была едва ли совместима с совершенствованием самой системы, подразу­мевающим санкции против некомпетентных кадров, как и с системой технократических ценностей, порожденных экономи­ческой реформой.

Реформа началась в 1965 г. с проведения новой админист­ративной централизации, упразднения совнархозов и восста­новления центральных промышленных министерств, ликвиди­рованных Хрущевым. Были созданы также крупные государст­венные комитеты (Госкомцен, Госснаб и Госкомитет по науке и технике). Вместе с тем предприятия получали некоторую ав­тономию. То, что в советской терминологии обозначалось по­нятием «хозрасчет», не подразумевало, однако, ни реабилита­ции рыночных отношений, ни перехода к «социалистическому рынку», проповедуемому тогда чешскими и венгерскими эко­номистами, и еще меньше означало самоуправление по юго­славскому образцу.

Реформа хозяйственной деятельности предприятий, подго­товлявшаяся в течение ряда лет группой экономистов под руко­водством Либермана, была наконец изложена в двух докумен­тах, обнародованных 4 октября 1965 г. Это были постановления об улучшении планирования и стимулирования производствен­ной экономики и о государственном производственном пред­приятии при социализме. Эти документы, казалось, свидетель­ствовали о желании расширить автономию предприятий. Число обязательных показателей было сведено до минимума. Парал­лельно с сохранением валовых показателей, несмотря на их признанное несовершенство (заключавшееся в том, что пред­приятия добивались высоких показателей, используя наиболее дорогое сырье и продолжая, таким образом, расточительство­вать), были введены новые: стоимость реализованной продук­ции (для того чтобы побудить предприятия к сокращению вы­пуска не пользующейся спросом продукции и повышению ка­чества), общий фонд заработной платы , общая сумма централизованных капиталовложений . Чтобы стимулировать инициативу предприятий, часть доходов оставлялась в их рас­поряжении. Величина ее определялась по строгим нормам, что­бы помешать директорам предприятий добиваться прибыли любым путем, а министерствам - изымать больше положенно­го.

Для того чтобы стимулировать принятие «завышенных» пла­нов, было решено увеличивать премии в случае запланирован­ного перевыполнения планов. Это предполагало, что отныне каждое предприятие будет более свободно обращаться с пяти­летним планом. Напротив, вышестоящие органы не могли из­менять план в период его выполнения, за исключением особых случаев. В этом смысле реформа была попыткой предоставить более широкие возможности тем ответственным лицам, кото­рые принимали решения в сфере народного хозяйства. Этому соответствовало возрастающее значение пятилетнего плана за счет эффективно выполняемого годового, что было изменением сложившихся в 30-е гг. представлений о планировании как оп­ределении приоритетов, когда собственно план подвергался бесконечным изменениям.

Фонды стимулирования, заменившие собою те, которыми прежде распоряжался директор, были разделены на три части: фонд материального поощрения, распределение которого конт­ролировалось общим собранием трудового коллектива, фонд «соцкультбыта», предназначенный главным образом для строи­тельства жилья, и фонд самофинансирования для нужд обнов­ления производства.

Практика реализации реформы показала, что проблемы, связанные с природой экономических показателей и с «ведом­ственностью», остались нерешенными. Новые показатели вво­дились с трудом. Поощрительные фонды не смогли должным образом стимулировать рабочую силу: предназначенные рабо­чим премии составляли всего лишь 3% от зарплаты, что было недостаточно для того, чтобы вызвать интерес к повышению эффективности производства; что же касается фонда на соци­альные нужды, то его использованию мешало то, что план не Предусматривал обеспечение строительными материалами . На­конец, фонды самофинансирования не могли быть эффективно Использованы по причине слабой координации между научными изысканиями и промышленностью (от разработки до выпу­ска первого пробного образца и освоения массового производ­ства проходило в среднем шесть - восемь лет).

Главной причиной постоянных сбоев в экономике остава­лась «ведомственность » - давнее явление, о котором с при­скорбием часто писалось в прессе. Эта «болезнь» возникла еще в 30-е гг. как следствие утверждения принципа вертикального подчинения в системе министерского планирования и управле­ния. Замкнутые «на Москву» иерархические пирамиды непос­редственно управляли предприятиями и организациями, раз­бросанными по всей территории Советского Союза. Каждый нижестоящий орган взаимодействовал только с той инстан­цией, которая стояла непосредственно над ним в том же мини­стерстве. Не существовало практически никакой серьезной прямой связи между соседними предприятиями и организация­ми, если они принадлежали разным министерствам. Именно отсутствие горизонтальных связей стало причиной многих труд­ностей, сохранившихся до наших дней.

Уже с первых шагов проведения реформы стало ясно, что она представляет собой набор разрозненных и противоречивых мер. Действительно, могло ли сочетаться расширение допущен­ной самостоятельности предприятий с усилением администра­тивных и экономических полномочий министерств, этих ма­леньких княжеств?

Создание Госснаба также противоречило провозглашенной самостоятельности предприятий, которые, как и прежде, не могли свободно выбирать поставщика и потребителя. Даже в случае «прямых связей» между давними партнерами заключен­ные ими договоры утверждались в верхах. Волокита, возникав­шая из-за административных задержек и необязательности по­ставщиков, привыкших устанавливать свои законы на «рынке продавцов», приводила к тому, что снабжение не обеспечива­лось и было низкого качества, а потому и выпуск производи­мой продукции оставался нерегулярным, связанным с постоян­ными простоями и авралами .

Противоречия реформы отражали глубокие расхождения между возглавляемыми Брежневым сторонниками ограничен­ной децентрализации при сохранении в неприкосновенности роли политико-административной системы в функционирова­нии экономики и объединившимися вокруг Косыгина привер­женцами частичных рыночных реформ, готовыми довериться собственно экономическим регуляторам.

На эти быстро проявившиеся противоречия между полити­ческим консерватизмом, основанным на стремлении стабили­зировать систему через насаждение отношений личной преданности и даже создание «феодальных вотчин», и самим принципом экономической реформы, предполагавшим приоритет тех­нократических ценностей, накладывались другие расхождения, касавшиеся темпа и глубины проведения реформы и противо­речивого подхода к решающей проблеме распределения власти.

2. Консенсус и разногласия

Скрывавшиеся за проявленным по отношению к Хрущеву единодушием значительные расхождения внутри новой руково­дящей группы обусловили ее попытки вести «центристскую» политику, уравновешивать разнонаправленные тенденции, ко­торые в условиях концентрации реальной власти в руках не­большой группы лиц неминуемо оборачивались персонализацией политических разногласий. Поскольку же официально но­вая ситуация представлялась как последовательное возвращение к практике коллегиального руководства, оставалось лишь при­бегнуть к классическому в таких случаях приему, каковым яв­ляется компромисс.

Искомый компромисс должен был иметь долгую жизнь, по­скольку независимо от существовавших между членами руко­водства расхождений все они стремились стабилизировать и сбалансировать потенциал и интересы различных бюрократиче­ских структур и постараться как можно дольше удержать свою коллективную власть, исключая любые альтернативы ей. Это означало отказ от рассмотрения проблем, могущих вызвать конфликт, от принципиальных споров, означало культ прагма­тизма, возведенного в систему, и в конечном счете - застой.

Консенсус в основном - политическая стабильность и удер­жание власти - не исключал, как мы видели, ни расхождений, ни приглушенных конфликтов. Эти конфликты разрешались «при закрытых дверях», не успевая разрастись в большой поли­тический кризис. Главным источником расхождений и потен­циальных конфликтов было разное понимание смысла эконо­мической реформы: защитники децентрализации в рамках прежней административно-командной системы находились в резкой оппозиции по отношению к сторонникам оживления рыночных отношений. По мнению Ж. Брезлауэра, обязатель­ность консенсуса между руководителями исключала подлинное решение таких важных проблем, как повышение эффективно­сти аграрного производства, опережающих темпов развития легкой промышленности и сельского хозяйства , разрыв в уров­не жизни города и села, вопросы сочетания моральных и мате­риальных стимулов труда, совершенствования политико-адми­нистративной системы и места рынка.

До середины 70-х гг. главными протагонистами в выборе экономической стратегии были Брежнев и Косыгин. Для первого приоритеты выстраивались в следующем порядке: сельское хозяйство, тяжелая индустрия, оборона (после 1972 г. к ним добавилось «освоение Сибири»). Предпочтения второго были от­даны легкой промышленности - основе повышения уровня жизни граждан. Чехословацкий кризис (который заставил заду­маться над связью между экономическими реформами, способ­ствующими повышению благосостояния народа, и кризисом политической системы советского типа), эскалация американ­ской интервенции во Вьетнаме (воспринимавшейся как потен­циальная угроза) благоприятствовали утверждению начиная с 1970-1971 гг. более консервативных экономических тенден­ций, выражавшихся Брежневым, и именно в тот момент, когда правящая верхушка признала его верховенство. Такой выбор предопределял ряд других, не менее важных решений. Они ка­сались самостоятельности, которую следовало предоставлять тем, кто был действительно компетентен в вопросах управления экономикой и государством. Для изучения этих вопросов по инициативе Косыгина в 1970 г. был основан Институт управ­ления народным хозяйством, во главе которого стал его зять, Гвишиани. Подбор сотрудников и слушателей осуществлялся здесь по конкурсу, на основании их компетенции, способствуя, таким образом, росту новой категории руководителей экономи­ки, находящихся в полном согласии с советской системой, знавших тенденции в мировой экономике, руководителей дея­тельных, разбиравшихся в тонкостях администрирования и вы­ражавших интересы представляемых ими отраслей. Их естест­венной склонностью было решать политические проблемы, ис­ходя из прагматических соображений, оставляя в стороне аспекты, относящиеся к доктрине и идеологии. Противостояв­шие этой «технократической» тенденции Брежнев и еще более Суслов, бдительный страж чистоты идеологии, не переставали подчеркивать ведущую роль «партийности» - «первого усло­вия, необходимого для занятия ответственного поста в любой области».

Проповедовавшиеся Брежневым и Сусловым наиболее кон­сервативные тенденции преобладали с 1972-1973 гг. и оконча­тельно утвердились во второй половине этого десятилетия, по­сле XXV съезда КПСС в марте 1976 г., не приведя, однако, к отставке Косыгина. Ослабление позиций Подгорного и Шелепина, которые к концу 1965 г. утратили ряд своих функций, было связано с личным соперничеством (особенно между Под­горным и Брежневым) и столкновением амбиций. Тем не менее Подгорный, назначенный на почетный пост председателя Президиума Верховного Совета, как и Шелепин, ставший предсе­дателем Центрального совета профсоюзов, были отстранены от подлинной государственной власти без лишнего шума и драматизма (окончательная отставка Подгорного последовала лишь через 12 лет - в 1977 г.!). Неизменность и значимость интере­сов, сплотивших правящую верхушку, несмотря на все расхож­дения, позволили придать политической борьбе против отдель­ных лиц, удаляемых по тому или иному поводу, мирный и официальный характер. Другие изменения в составе высших партийных органов осуществлялись также без шума во время пленумов ЦК, а не на съездах. Как правило, отставникам при­писывались те или иные «ошибки», политические или админи­стративные. Так, например, Шелест поплатился за свою терпи­мость, кстати весьма относительную, к украинскому «национа­лизму», Полянский - за провал сельскохозяйственной политики. Наиболее заметной тенденцией обновления Полит­бюро и Секретариата стал наплыв представителей из регио­нальных «удельных княжеств». Эти изменения имели большее значение, чем полагали в середине 70-х гг., поскольку спустя десять лет после отставки Хрущева в Политбюро осталось всего лишь семь - правда самых пожилых и влиятельных,- из 17 членов и кандидатов октября 1964 г. Особенно заметным было продвижение тех руководителей, карьера которых теснейшим образом была связана с упрочением положения лидера новой партийной верхушки Брежнева (ставшего на XXIII съезде в ап­реле 1966 г. Генеральным секретарем ЦК КПСС). Это была в основном «днепропетровская группировка», из города, где еще до войны с Германией Брежнев начал свою политическую карьеру. В нее входили Кириленко (сменивший в 1966 г. в Сек­ретариате ЦК Подгорного), Черненко, Кунаев, Щербицкий, Щелоков.

Потенциальным источником напряженности в государст­венной системе, которая претендовала на справедливое пред­ставление и примирение интересов различных бюрократиче­ских структур и групп давления, были отношения между ар­мией и партией. Правящей группе тем не менее было по силам, употребляя принятое выражение, «организовывать и вдохнов­лять» деятельность Вооруженных Сил через армейские политорганы, зависевшие от соответствующего отдела Секретариата ЦК, а также благодаря искусной политике балансирования между приверженцами обычных вооружений и борцами за рас­ширение сферы применения ядерного оружия. Преследуя соб­ственные интересы, армия активно поддерживала сторонников приоритета тяжелой промышленности, военно-промышленного комплекса и оборонных отраслей, то есть Брежнева и Суслова, хотя последние одобрили возросший контроль партии над ар­мией. На XXIII съезде КПСС Суслов заявил, что «время жертв» еще не прошло, поскольку объективная действительность требует продолжать политику первоочередного внимания к нуждам обороны. В начале 1966 г. военные добились ряда успехов: пар­тийное руководство вернулось к рассмотрению ранее объявлен­ного сокращения военных расходов; генерал Устинов был вве­ден в Секретариат и в Политбюро ЦК (в качестве кандидата); XXIII съезд стал началом более жесткого внешнеполитического курса, поднявшего значение военных: на съезде было заявлено, что, если мирное сосуществование и допустимо между Восто­ком и Западом, тем не менее отношения между двумя лагерями являются более напряженными, чем когда-либо. (В первую очередь имелся в виду революционный процесс в странах третьего мира, тесно связанный с судьбой социалистического лагеря.) После смерти в марте 1967 г. министра обороны мар­шала Малиновского военные настояли на назначении на этот пост маршала Гречко. Они были против кандидатуры генерала Устинова, которого поддерживали партийные руководители; Гречко же не скомпрометировал себя в глазах военных прича­стностью к «гражданскому аппарату» (как это было в случае с Устиновым, получившим генеральское звание, работая в обо­ронной промышленности). И только после смерти Гречко в ап­реле 1976 г. министром обороны был назначен Устинов. 7 мая 1976 г. Брежнев стал Маршалом Советского Союза. Облачаясь в военную форму, высшее партийное лицо торжественно объя­вило о совпадении, более того, о симбиозе коммунистических и военных интересов, перемешав идеалы армии с социальными идеалами партии. В то же время для партии это был способ ис­пользовать военный престиж в своих целях и утвердить себя политическим представителем армейских интересов. Став об­разцом социальной организации (в тот момент, когда военно-патриотический пафос был направлен на то, чтобы затушевать прозаические трудности будней) и укрепив свое положение благодаря приоритету, отданному военным расходам (что по­зволяло стране вести международную политику сверхдержавы), армия, как и прежде, осталась под властью гражданских лиц - тех, кто сделал свою карьеру в политическом аппарате, но за­щищал требования, интересы и привилегии военных.

3. Персонализация власти и институциональный плюрализм

Одним из самых примечательных фактов весьма тусклой со­ветской политической жизни конца 60-х - начала 70-х гг. было возвышение внутри правящей группы Брежнева, и зарождение настоящего - и вместе с тем комедийного - культа личности последнего. К этому времени Брежнев прошел длинный поли­тический путь - сначала при Сталине, затем при Хрущеве. Ти­пичный представитель поколения «выдвиженцев», обязанных своей карьерой массовым чисткам второй половины 30-х гг., Брежнев был с 1937 г. на советской и партийной работе, в годы войны - политработником в различных частях действующей армии, в 1946-1950 гг.- первым секретарем Запорожского, за­тем Днепропетровского обкомов КП(б) Украины. Избранный в 1950 г. первым секретарем ЦК КП(б) Молдавии, а на XIX съез­де КПСС (1952 г.) - секретарем ЦК, он достиг пределов воз­можного для регионального партфункционера. После смерти Сталина Брежнев успешно проявил себя на посту первого сек­ретаря Компартии Казахстана (1955-1956 гг.). Кандидат в чле­ны Политбюро (Президиума) ЦК КПСС (, гг.), после разоблачения «антипартийной группы» (1957 г.) он стал полноправным членом Политбюро. Будучи с 1960 г. Председателем Верховного Совета СССР, в решающий момент (лето 1964 г.) Брежнев сосредоточился на руководстве высшими партийными кадрами на ключевом посту в Секретариате ЦК. Выдвижение Л. Брежнева на первый план внутри «коллегиаль­ного руководства» началось сразу после XXIII съезда КПСС, когда на пленуме ЦК он был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС (до этого высшей партийной должностью был пост Первого секретаря), и утвердилось в начале 70-х гг., когда он занял место Косыгина на важнейших международных конфе­ренциях Востока и Запада (в предшествующий период Брежнев занимался исключительно отношениями внутри «социалистиче­ского лагеря»). Московская встреча в верхах в мае 1972 г. Бреж­нева и Никсона подтвердила первенство Генерального секрета­ря. Как и в эпоху Хрущева, внешняя политика сыграла решаю­щую роль в упрочении авторитета первого руководителя страны. После этого стареющий правитель мог спокойно «по­чить на лаврах», купаясь в почестях и лести, подогревавших его старческую страсть к титулам и орденам. Брежнев получил семь орденов Ленина и пять звезд Героя Советского Союза и Соци­алистического труда. Помимо этого он был удостоен золотой медали им. Карла Маркса за «исключительный вклад в разви­тие марксистско-ленинской теории и в научное исследование актуальных проблем развития социализма и всемирно-истори­ческой борьбы за коммунистические идеалы»; Ленинской пре­мии мира и («по просьбам трудящихся») Ленинской премии по литературе за три брошюры: «Малая земля», «Возрождение» и «Целина» (выпущенных тиражом более 15 млн. экземпляров каждая). В этих брошюрах от первого лица рассказывалось о подвигах Брежнева во время войны и затем на «промышленном и сельскохозяйственном фронтах». Для Генерального секретаря была сфабрикована блестящая военная карьера: к 30-летию По­беды ему было присвоено звание генерала армии (апрель 1975 г.), а через год (!) Маршала Советского Союза (7 мая 1976 г.). Спустя два дня жители Днепропетровска присутствовали на открытии импозантного монумента своего самого знаменитого соотечест­венника. Наконец, 16 июня 1977 г. Брежнев занял также и по­четный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Эти градом сыпавшиеся почести и совмещение важней­ших государственных постов не могут быть, однако, интерпре­тированы как простое возвращение к культу личности сталин­ского типа. Брежнев не вырвал власть у своих соратников в ре­зультате ожесточенной борьбы и устранения соперников, они сами отдали ее в его руки. Концентрация власти не нарушила политической стабильности. Брежнев выступил как представи­тель политической касты, как воплощение консенсуса и соли­дарности коалиции, с которой он никогда не собирался поры­вать.

Персонализация власти внутри дряхлеющей коалиции (средний возраст членов Политбюро в 1980 г. составлял 71 год), преследовавшая сохранение стабильного положения элиты и учет интересов различных бюрократических аппаратов, шла па­раллельно с формально-юридическим упорядочением функционирования политических механизмов и на фоне процесса юри­дической и конституционной легитимации , приведшего к при­нятию в 1977 г. новой Конституции. Партийные съезды регулярно и без срывов собирались теперь каждые пять лет. Провозглашалось, что задача съездов состояла в определении генеральной линии во внешней политике и установлении ос­новных направлений пятилетних планов. На самом деле съезды чаще всего оказывались тщательно срежиссированным спектак­лем единодушного одобрения директив, выработанных руково­дящими органами аппарата власти. Политические изменения в составе Политбюро или Секретариата, как уже отмечалось, всегда происходили не на съездах, а на пленумах ЦК. Согласно Э. Карер д"Анкос, вторая половина 60-х гг. была настоящим «золотым веком» ЦК. В течение этого периода он, казалось, действительно приобрел некоторое влияние и проявлял доволь­но значительную политическую активность. Это, несомненно, было связано с необходимостью в тот момент для руководящей группы укрепить отношения личной преданности после «смут­ных времен» Хрущева.

Однако с начала 70-х гг. значение ЦК партии в принятии решений стало падать, а его функции перешли к бюрократиче­ским структурам 25 секторов Секретариата, в которых полити­ческое управление на центральном уровне бойко осуществля­лось полутора тысячами высокопоставленных партийных чи­новников. Пленумы ЦК по-прежнему собирались дважды в год, но становились все более краткими (занимая в среднем два дня в году), и, главное, они имели все меньшее влияние на принятие важных решений как во внутренней, так и во внеш­ней политике. Тем не менее ЦК сохранял свое значение как орган, в котором были представлены различные бюрократиче­ские аппараты страны.

Постоянное расширение ЦК партии, позволявшее выдви­гать заслужившие того кадры и в то же время сохранять места за уже попавшими в этот престижный орган, шло параллельно с тщательным отбором и дозировкой представителей от различ­ных бюрократических структур (республиканских и союзных, от аппарата самой партии, от членов правительства, военных, КГБ, внешнеполитических ведомств). Анализируя это явление, Дж. Хоф высказал мысль о появлении своего рода «институцио­нального плюрализма», отражавшего главную перемену в срав­нении с предыдущим периодом: отныне высшие партийные ор­ганы представляли институты власти, общественные организа­ции и даже интересы некоторых отдельных республик.

По мнению М. Ферро, термин «институциональный поли­морфизм» был бы более правомерен в специфическом контек­сте советской политической системы, для которой стала харак­терной практика ротации партийных кадров, перевода ответст­венных лиц из одного учреждения в другое. Трения, вызываемые соперничеством учреждений или функционеров, не были постоянными или связанными с отличным мировоз­зрением или особым статусом. Не было и непреодолимых барь­еров между разными иерархическими структурами, о чем сви­детельствуют многообразные и переменчивые карьеры предста­вителей советской номенклатуры. Сочетая консерватизм и приспособляемость, советская бюрократия отнюдь не была инертным и окаменевшим образованием. В гораздо большей степени, чем принято считать в общих теориях тоталитаризма или «управляемого общества», ей была свойственна независи­мость и способность к саморегулированию. Как показал Дж. Хоф в своем труде «Советские префекты»,- анализ властных структур на местах позволяет сделать вывод, что первые секре­тари партийных комитетов были вовсе не «пассивными испол­нителями», а посредниками между высшими эшелонами власти и массой, важными промежуточными инстанциями, в которых встречались одновременно спускаемые сверху директивы и тре­бования общества, короче говоря, «местом, где конфликты мог­ли находить начало своего решения». В конечном счете, заклю­чает Дж. Хоф, «никакое общество не может удержаться, если потоки текут в одном направлении, с вершины к основанию, и для советского общества это так же верно, как и для любого другого».

4. Брежневская конституция

На XXII съезде партии Хрущев заявил о необходимости подготовить новую конституцию, которая отразила бы переход страны к коммунизму и создание в СССР «общенародного го­сударства». В 1962 г. была создана Конституционная комиссия, однако понадобилось 15 лет, чтобы выработать новую консти­туцию, хотя ее основное содержание было взято из конститу­ции 1936 г. Между тем советские руководители успели отка­заться от мифа о скором переходе к коммунизму и отмирании государства, введя новое понятие «развитого социализма», от­сутствовавшее в произведениях классиков марксизма-лени­низма.

Это новое понятие позволяло уменьшить разрыв между тео­рией и жизнью, объясняло необходимость экономической ре­формы, которая могла помочь «незамедлительно» восполнить постоянно возникающие в стране дефициты, и отодвигало в да­лекое будущее идею отмирания государства. Немало внимания было уделено восстановлению строгих норм законности, повы­шению сплоченности граждан, призываемых «активно вклю­читься» в управление общественными делами «общенародного государства» (представлявшего все признанные социальные слои - рабочих, крестьян-колхозников и интеллигенцию, под которой подразумевались все лица, получившие высшее обра­зование и не занятые физическим трудом), а также возраста­нию роли «общественных организаций». При этом определение «социалистический», всегда стоявшее рядом с «законностью» и «демократией», недвусмысленно указывало, что речь вовсе не идет о правовом государстве в западном смысле слова, то есть государстве, основанном на приоритете прав личности.

Конституция 1977 г. более решительно по сравнению с предыдущими утверждала ведущую роль Коммунистической партии. Она и формально узаконивала КПСС как руководящую и направляющую силу советского общества, ядро его политиче­ской системы, государственных и общественных организаций.

В то же время, подчеркивая важность участия общества и утверждая принцип коммунистического самоуправления по­средством развития подлинной демократии («трудовые коллек­тивы участвуют в обсуждении и решении государственных и общественных дел»), Конституция признавала возрастание роли общественных организаций. Существование общественных ор­ганизаций и увеличение числа микроочагов самоуправления, способных «действовать, властвовать и осуществлять внутрен­ний обмен» между соответствующими организациями (М. Ферро), - таковы главные особенности социальной жизни «бреж­невского периода».

Естественно, эти явления не должны рассматриваться в отрыве от таких специфических тенденций жизни общества, как быстрая урбанизация и повышение общего образовательного уровня населения в эти годы. В рассматриваемый период само­управление проникло во многие области советской жизни: ме­стную жизнь и городское управление (в 1980 г. в Советы всех уровней было избрано 2270 тыс. лиц, которые теперь называ­лись «народными депутатами» - в соответствии с представле­нием об «общенародном государстве», которое заменило собой «диктатуру пролетариата»). Причем если власть местных Сове­тов и была ограниченной, то контроль центральных органов за сотнями советов, возникших в поселках вокруг городов или на периферии (особенно в Сибири), зачастую был вовсе символи­ческим.

Число общественных организаций возросло и в других сфе­рах, на первый взгляд далеких от политики: в культурной жиз­ни, в спортивном движении и т. д. Часто опираясь именно на них, и расцвели в период «перестройки» и «гласности» тысячи «неформальных объединений». Центральные власти поощряли, наконец, «народный контроль» граждан над предприятиями и административными органами. Для этого была создана обшир­ная сеть (около 250 тыс.) комитетов народного контроля, в ко­торые входили, с одной стороны, трудящиеся-коммунисты, с другой - все желающие, не обязательно члены КПСС, но про­шедшие отбор в парторганизациях. Эта параллельная структура, воскрешавшая в памяти «рабоче-крестьянскую инспекцию», со­зданную Лениным и упраздненную в 1934 г. Сталиным, в ско­ром времени охватила всю страну: Комитет народного контро­ля, тесно сотрудничавший с Советами, превратился в настоя­щую армию контроля, в которой участвовал каждый шестой взрослый человек. Какой бы формальной она ни была, эта структура управления стимулировала добровольное участие в жизни общества, все больше привлекая людей, получивших об­разование.

Эта институционализация общественной жизни, закреплен­ная Конституцией 1977 г., но возникшая значительно раньше - будь то реальный рост политического влияния граждан или просто одна из уловок режима,- несомненно, находилась в Прямой связи с неожиданным всплеском спонтанной обще­ственной активности, характерной для данного периода.

5. Консервативные тенденции и провал попыток реформ

Стабильная и спаянная правящая верхушка, к тому же быс­тро дряхлевшая - своего рода «олигархия слабоумных стари­ков», - удерживала власть, как было уже показано, благодаря согласию в главном: стремлении институционализировать вла­стные отношения, защитить интересы бюрократических струк­тур и сохранить коллективное руководство, сосредоточенное в окружении одного человека-символа. Немалую роль в этом иг­рал непрерывный и все парализующий компромисс между трудносочетаемыми общими установками и столь же противо­речивой практикой как в центре, так и на местах. Политиче­ский консерватизм или экономическая реформа, стабильность кадров или выдвижение новых поколений функционеров, лич­ная преданность или компетентность, жесткое администрирова­ние или допущение элементов рынка, приоритет тяжелой и оборонной промышленности или легкой, «партийность» или технократические ценности, руководящая роль партии или ак­тивность «масс» в общественных организациях, более или ме­нее надежно контролируемых,- все эти фундаментальные про­блемы, решение которых предполагало выбор, никогда не дово­дились до конца из-за боязни нарушить консенсус, коснувшись сути вещей.